самолюбию.
– Сломался, говоришь? А может, враги сломали? – по-доброму усмехнулся он. – Ничего, это мы скоренько.
– Да ты не торопись, Полундра! – девушка отчаянно покраснела. – У нас дома так редко новые люди бывают, даже поговорить не с кем.
Она щебетала, как веселая таежная птичка, не закрывая рта и не сводя с Павлова сияющих влюбленных глаз. Михаил так и не вылез из машины, сидел за рулем, индифферентно покуривая, так что импровизированное свидание удалось подстроившей его Леночке на славу: вроде и наедине с Полун-дрой! Он давно закончил «починку» мотороллера и теперь просто слушал журчание ее речи, изредка вставляя пару слов.
– Я в Новосибирский мединститут провалилась в прошлом году, но не очень жалею. С моим, – очаровательно смутилась Леночка, – очень, ну просто очень средним образованием... Это родители хотят, чтобы я врачом стала, а мне даже вовсе это не надо. В этом году? Не решила еще. Отец требует, дескать, опять поступай туда же, я, мол, нужных людей нашел... Нет, я бы лучше в столицу поехала или в Питер. Или вообще в Англию, я хорошо язык знаю, вот бы где поучиться! Хочешь, я тебе что-нибудь по-английски скажу? Даже спеть могу. Так хочется заграницу посмотреть! А то сидишь тут сиднем, в бурятской глуши... Ты за границей бывал, Полундра?
– Хм-м, да как тебе сказать... – Павлов вспомнил, как именно он бывал за границей и чем там занимался. – Так, в турпоездку выбирался как-то... В Польшу.
С водительского сиденья «уазика» отчетливо хмыкнул Никифоров. Наслышан был спецназовец про «турпоездки» Полундры!
– Нет, здесь тоже здорово, Байкал и все такое, – продолжала Леночка, – но уж больно примелькались все. Школьные друзья поразъехались кто куда, мне скучно, одна все время. Я да родители. Я так рада, что ты отцу понравился, может, почаще к нам в гости заходить будешь, пока вы здесь. А то к нам никто не заходит. Только китаец толстый, у них с отцом дела, лишь про них и говорят.
– Это какой такой китаец? – насторожился Павлов. – Его, случаем, не Чжоу Фан Линь зовут?
И Полундра достаточно подробно описал вчерашнего миротворца.
– Точно, он, – удивилась девушка. – А ты с ним познакомиться уже успел? Где? Мне этот Чжоу Фан Линь не нравится, скользкий он какой-то. Только про деньги с папой говорит. То про огороды свои, что, мол, весь военный округ овощами дешевыми завалит, то про какие-то строительные подряды... Я никак не пойму, что в нем отец находит. Странная какая-то у них дружба. А на меня он, Чжоу Фан Линь, нехорошо смотрит, как будто купить хочет.
Слушать ее чириканье было и приятно, и забавно, однако их ждали дела. Пора было расставаться, хорош на сегодня романтических впечатлений.
– Ну вот, Леночка, «Хонда» твоя в порядке. Езжай домой. А то отец волноваться будет. Когда встретимся? Да как-нибудь на днях. До свиданья!
Вот бы удивился Полундра, если бы каким-то чудом мог наперед знать, какой странной она будет, их следующая встреча!
Глава 19
Редкие нити перистых облаков расчертили небесную синеву. Байкал был безмятежно спокоен. «Нерпа» отошла от причала, развернулась носом в сторону скалистого островка и вдруг почти мгновенно, без всплеска, исчезла с поверхности озера.
Полундра шел на глубину, в знакомую, ставшую родной подводную стихию. Он действительно любил свою работу и, как всегда в первые секунды погружения, испытывал прилив острой, задорной радости.
Гидрокостюм с двойной утепляющей прокладкой защищал Сергея от холода: здесь, в придонных слоях байкальская вода не прогревалась даже в самое жаркое время года. Полундра не стал герметизировать капсулу, он не собирался нырять глубже шестидесяти метров. Поэтому сейчас ее фонарь работал как обтекатель, прикрывая лежащего на животе внутри капсулы пловца от яростных встречных потоков: скорость «Нерпы» уже превышала четыре узла, для подводного положения это очень немало.
Сергей двинул вперед рукоятку триммера, подводный самолет послушно клюнул носом, опускаясь к буро-желтому дну. Так, над самым дном, на высоте два метра от слегка заиленного песчаного грунта Павлов повел «Нерпу» вперед.
Он был опытным подводником, хорошо знал, что на таких глубинах у дна чуть светлее, чем десятью метрами выше: немногие доходящие сюда солнечные лучи частично отражаются от светлого песчаного грунта. Байкал – самое чистое, самое прозрачное озеро на планете, но даже в его воде световые лучи сильно рассеиваются и поглощаются с глубиной. Причем больше всего – красно-оранжевая часть спектра, поэтому на глубине все тона и оттенки холодные, сине-зеленые. Если нырнуть еще глубже, то они нальются густо-фиолетовым цветом, а ниже двухсот метров царит уже непроглядный, вечный мрак.
Но сейчас Полундру обступали как бы голубоватые сумерки раннего вечера, в которых посверкивали серебристые искорки распугиваемой «Нерпой» рыбьей молоди. И тишина, особая тишина подводного мира, нарушаемая сейчас только привычным мерным жужжанием несущих винтов за спиной.
Дойдя до подводной береговой отмели в районе рыбоконсервного заводика, Сергей остановил «Нерпу», завис и посмотрел на подводный гирокомпас.
Здесь, вблизи берега, рядом с устьем впадающего в озеро ручья, характер дна изменился: мощные аллювиальные отложения богатого органикой ила и относительно теплая вода способствовали развитию подводной флоры. Вокруг «Нерпы» плавно колыхались буровато-зеленые ленты улетрикса, перевитые длинными нитями изумрудной, как молодая травка, ульвы. Из водорослевых джунглей на какую-то секунду высунулась голова крупного тайменя, но тут же спряталась обратно. Мальки, стайкой светлячков носившиеся меж водорослей и напуганные тайменем, мгновенными брызгами разлетелись в разные стороны.
Взяв по гирокомпасу азимут на островок, Полун – дра отошел на километр от берега и начал на малом ходу описывать расширяющуюся спираль, внимательно всматриваясь в проплывающее внизу дно озера. На пятом витке спирали он, наконец, увидел ту самую донную яму. Теперь торопиться не стоило.
Павлов завис над ямой, а затем предельно осторожно, чтобы не взбаламутить донные илистые отложения, перевел несущие винты в перпендикулярную горизонту плоскость и дал самые малые обороты. Медленно, почти незаметно для глаза, «Нерпа» стала опускаться в яму.
Стоп! Вот он, вертолет. Ну, и что у него такое с хвостом? Да, сомнений больше не оставалось: так поуродовать машину, особенно – стабилизирующий хвостовой винт, могла лишь пулеметная очередь.
Сергей направил нос «Нерпы» на «Ми-26», поставил лодку на подводный якорь, включил мощный прожектор – для лучшего освещения – и покинул капсулу. Плавно пошевеливая ластами, предельно осторожно, чтобы не зацепиться баллонами акваланга за искореженный металл, он сделал круг около вертолета, подплыл к триплексу фонаря кабины.
Нет, трупов там не было, это он мог сказать наверняка. А вот что это на полу кабины? Похоже на летную «каэшку», кто-то из экипажа в суматохе аварии не успел ее надеть. Значит, дело было зимой, подумал Сергей. Сейчас заберемся туда, разглядим поближе. Что там с грузовой аппарелью?
Тут не повезло: аппарель заклинило намертво. Теперь существовал лишь единственный способ попасть внутрь вертолета – прорезать отверстие в его борту. Сделав заметку в памяти, Полундра вернулся к «Нерпе».
Он развернул подлодку так, чтобы свет носового прожектора падал на темнеющий метрах в десяти от вертолета скособоченный «Урал». За грузовиком смутно виднелся прицепленный к нему кунг. Так, что там, в грузовике? Сначала – кабина.
С трудом открыв приржавевшую дверь кабины «Урала», Павлов просунулся в образовавшуюся щель. Кабина была пуста. Ни трупа водителя – успел выпрыгнуть? – ничего. Хотя... Постой-ка!
Полундра потянул к себе непонятный предмет с водительского сиденья. Похоже, книжная обложка. И что на ней написано?
Он повел рукой, сдвоенный лист ламинированного картона оказался в ярком свете прожектора. Совсем любопытно, надпись-то не по-русски! Выпуклые иероглифы... Что, в «Урале» были китайцы?
«Многовато китайцев вокруг нас последнее время, – подумал Сергей. – То юнцы с нунчаками, явно хотевшие меня слегка искалечить, и не затем ли, чтобы я гарантированно не мог идти под воду... То
