– Должно быть, вы правы. Хорошо, я подумаю, что можно сделать. Мне жаль, дорогая, что все обернулось для вас таким образом.
Аннунсиата пожала плечами. Теперь она выглядела увереннее, жизненная сила вновь текла в ее жилах.
– Так уж вышло. Но теперь я должна заботиться о двух своих детях и третьем, не родившемся.
Король поднялся.
– Я подумаю, что надо будет сделать. По крайней мере я могу дать вам титул, который послужит вам надежной защитой, – он направился к двери, но на полпути оглянулся. – Так вы не поедете домой на праздники? Это было бы полезно для вас.
Аннунсиата с тоской вспомнила о Шоузе, замке Морлэндов и матери, но отрицательно покачала головой – появиться там после подобного скандала было недопустимо. Кроме того, пока не было решено будущее ее третьего ребенка, она не могла уехать из столицы.
– Нет, – произнесла она. – Я останусь здесь. Может быть, позднее, на следующий год... но не теперь.
В конце июля король и королева вновь отправились в Хэмптон-корт; Аннунсиата к этому времени была уже замужем. В женихи ей выбрали еще одного безземельного придворного кавалера, барона из древнего рода, чья приверженность к католицизму и королевскому дому совершенно разорила его во времена правления республиканцев. Его звали Джордж Кавендиш, лорд Медлон; это был сорокапятилетний невысокий лысоватый человек. Остатки волос вокруг его темени давно поседели от постоянных тревог. Однако его голубые глаза смотрели приветливо, улыбка была приятной, и он отлично сознавал, что побудило ослепительную красавицу леди Баллинкри выйти за него замуж. Он тут же получил титул графа Челмсфордского и участок земли в Эссексе. Земли там было не так уж много, но она была плодородной, хорошо возделанной предыдущими владельцами, и могла бы принести неплохой доход, чтобы Кавендиш не чувствовал себя зависимым от жены.
Дом, стоящий на этом участке, был продан другому покупателю вместе с остатком земли, так что графу и графине покамест было некуда скрыться. Во всяком случае, Аннунсиата предпочла сохранить дом, купленный Баллинкри, и жить в Лондоне. Граф с радостью перебрался к ней – иметь свой дом было восхитительной роскошью по сравнению с тесной квартирой на Сент-Мартин-лейн, которую Кавендиш занимал, добиваясь королевской щедрости.
В августе королевский двор перебрался в Виндзор – начинался охотничий сезон, и Аннунсиата выезжала с королем на охоту каждый день и танцевала почти до утра. О своей беременности она собиралась объявить не раньше октября. Роды ожидались в феврале, но Аннунсиата не желала раньше времени удаляться от светской жизни, чтобы потом сделать вид, что ребенок родился преждевременно. Аннунсиате казалось нелепым выходить замуж чисто на деловой основе, но теперь это подходило ей, так как боль от поведения и смерти Хьюго еще не угасла в ее душе, и Аннунсиата не хотела тревожить ее новой влюбленностью. Джордж был внимателен и добр к ней, охотно играл предназначенную ему роль и собирался стать отцом чужому ребенку, поэтому Аннунсиата чувствовала, что в свою очередь должна быть ласковой к нему. Джордж был влюблен, и Аннунсиата время от времени позволяла ему любовные ласки.
Самое странное, что постепенно это начало нравиться ей самой. Он не был опытен, но его мягкость и стремление угодить ей согревали одинокое сердце Аннунсиаты. Ей спалось лучше, когда он был рядом, и если Аннунсиата с криком просыпалась во время ночных кошмаров, ей было приятно, когда теплые ласковые руки Джорджа обнимали ее в темноте. Берч одобряла поведение графа, а дети всегда переставали плакать, когда он брал их на руки, так что когда семья в октябре перебралась в Лондон, в ней царили мир и согласие. Берч поехала вперед с несколькими слугами, чтобы приготовить дом, а немного позднее, вместе с остальным двором, в столицу прибыла графиня Челмсфордская, чтобы открыть сезон, который, как она считала, будет самым блистательным в ее жизни.
Кит вернулся из Стирлинга осенью 1662 года, наконец-то наведя в своих владениях относительный порядок. Он проездом побывал в Редесдейле, провел немного времени с Фрэнком в Тодс-Нов, где теперь строился новый дом из материалов, привезенных из Эмблхоупа. Проехав через Белл-Хиллз, юноши провели несколько дней в доме Симондса, и Криспиан с Фрэнсис немного проводили их при отъезде.
Кит приехал нагруженный новостями и письмами – от Фрэнсиса Арабелле, от Сабины ее отцу, и от Анны всем, и сразу стал подмечать все изменения в доме за время его отсутствия.
– Расскажите мне обо всем, – попросил он Руфь, когда они сидели за столом после ужина в первый вечер. – Что случилось, пока я был в отъезде?
Новости Руфи в основном касались лошадей, земель и слуг. Летом умер Клемент, и теперь Клем утвердился в должности дворецкого, а его старший сын должен был унаследовать эту должность. Для замка Морлэндов был найден новый священник, но он пробыл там всего несколько месяцев, а потом начал ухлестывать за служанками. Его рассчитали, и место священника в замке до сих пор не было занято. Руфь поведала и о печальной кончине маленького Эдуарда и о продвижении Аннунсиаты. Кит молча выслушал эту последнюю новость и, к счастью для Руфи, был слишком потрясен ею, чтобы задавать вопросы, ибо Руфь не желала обсуждать дела Аннунсиаты с Китом.
– Значит, теперь она графиня? – только и сказал Кит. – Ей повезло. Она приедет домой?
– Пока не собирается. Думаю, когда дети подрастут, она привезет их сюда. Не стоит им расти в Лондоне, куда они всегда могут вернуться, став постарше, – Руфь сменила тему. – Кстати, о детях – как поживает Сабина? Она, наконец, стала вести себя лучше? Перед отъездом она совсем отбилась от рук.
– Я недолго виделся с ней, но, кажется, она изменилась, – ответил Кит. – Конечно, ведь там ей некого дразнить, и ей пришлось изменить манеры. Фрэнсис оказалась подходящей подругой для нее, а когда Сабина попыталась дразнить Нэн, Фрэнсис положила этому конец. Теперь они живут довольно мирно. Анна с жаром взялась за их обучение, ее муж часто берет девочек на соколиную охоту, а Криспиан ездит с ними верхом.
– Криспиан? Когда я в последний раз видела его, он был не так уж молод, чтобы удовольствоваться обществом малышек, – удивленно проговорила Руфь.
Кит присвистнул.
– О, Криспиан совершенно изменился. После похода на юг он настолько загордился, что почти совсем забыл, что значит быть вежливым, благовоспитанным и терпеливым. Сэм иногда смотрит на него так, как будто еле сдерживается, чтобы не дать пощечину, но малышки слушают рассказы Криспиана о блистательном дворе, затаив дыхание. Когда он следит за собой, он становится совсем молодцом и способен развлечь мать и Фрэнсис, но только не отца, – Кит удовлетворенно огляделся по сторонам. – Как приятно
