– Возможно, это было бы неплохо для него, в мирском смысле слова, и вполне могло бы улучшить его характер, помочь ему постичь, что значит любить других и быть любимым ими. Но какое место ты мог бы ему дать? Ведь ты слишком высоко его ценишь, чтобы поставить на должность слуги.
– Слуги? Нет, я вовсе не хочу сделать его слугой. Майка покачал головой:
– Извини, если я обижу тебя, но все остальное было бы оскорбительно для другого твоего сына.
– Это не его дело.
– В любом случае, я бы советовал тебе поговорить с ним, прежде чем сообщать что-то Адриану.
– Хорошо, я так и сделаю, – неохотно ответил Пол.
Эмиас пришел в бешенство:
– Чтобы этот бастард жил здесь? Нет! Я не хочу и слышать об этом.
– Ты не хочешь и слышать об этом? – внезапно разгорячился Пол, сначала желавший поговорить спокойно.
– Я бы не хотел, чтобы он жил здесь. Неужели ты сошел с ума, папа?
– Мне кажется, это ты сошел с ума. Я – господин Морлэнда и делаю что хочу.
– И я тоже, особенно когда речь идет о том, что затрагивает мою честь.
– Это не имеет отношения к твоей чести. Если я хочу поселить здесь этого юношу – это касается только меня. У него есть большие способности, добродетели, которые позволяют ему занять определенное место в доме.
– Этот юноша, как ты его называешь! Все знают, что он твой бастард, и будут сплетничать о том, как ты приветил его, больше чем собственного законного сына. Я – наследник Морлэнда, и мои сыновья унаследуют его после меня. Это мое наследство, и семейная честь – его часть. Я не могу позволить, чтобы мои сыновья выросли бок о бок со свидетельством твоего позора – если он твой. Кто может доказать, что это и в самом деле твой сын?
Глаза Пола сузились:
– Помни о том, раз уж дело дошло до этого, что никто вообще не может знать, кто был его отцом.
Эмиас презрительно усмехнулся:
– Ты, конечно, можешь позорить память моей матери, так как ты дурно обращался с ней при ее жизни, но она была твоей законной женой, и это уже невозможно изменить. А я – твой законный сын, единственный законный сын, что бы ты там ни думал. Если тебе наплевать на меня, или на память моей матери, или даже на собственную честь, то подумай о родовой чести. Что скажут о нас люди? Ты позволишь опозорить наш род? – Он знал, что попал в самую точку. – Повторяю, я не потерплю здесь бастарда.
Пол понял, что потерпел поражение:
– Хотя я не был повенчан с его матерью, он мой сын, как и ты. Он – твой родственник, неужели это ничего не значит для тебя?
Победив, Эмиас проявил немного милости к побежденному:
– Я не хочу ему зла. При том, что все останется по-прежнему, я даже желаю ему добра. Главное, чтобы не пострадала моя честь и честь моих сыновей.
Пол повернулся, испытывая боль в сердце:
– Я отошлю его. Похоже, я разрушаю любовь, когда бы не столкнулся с ней, как плесень. С самого начала и до конца мне не суждено обладать тем, что я люблю.
Эмиас холодно посмотрел на Пола:
– Скорее, твоя вина в том, что ты не хочешь любить тех, кто окружает тебя, – упрекнул он.
Пол удивленно взглянул на него – но было слишком поздно спрашивать о том, неужели Эмиасу недоставало его любви. Пол мог дать ему имя и состояние, но не любовь.
– Я отошлю его, – повторил он, выходя из комнаты.
Погода по-прежнему была плохой, но Майка решил не задерживаться и отправиться ко двору на следующий день. Адриан уехал с ним, и, если он и подозревал что-либо о не предоставившейся ему возможности, он спрятал это в своей душе, как он прятал все чувства за своим гордым, красивым и бесстрастным лицом.
Глава 13
Великий пост в этом году начался поздно, в марте, а север был еще во власти морозов. На первое воскресенье поста морлэндцы выбрались в город на мессу, медленно продвигаясь по дороге между двумя высокими валами, образованными снегом, сброшенным на обочины мужчинами, расчищающими дорогу. Последний снег прошел неделю назад, но было так холодно, что он даже не начал подтаивать, как и остальной снег, выпавший с Нового года.
После мессы люди, несмотря на мороз, задержались в церковном дворе, чтобы поболтать, – никогда еще за время зимней изоляции эта воскресная встреча не была столь радостной. Баттсы и Морлэнды собрались на подветренной стороне крыльца. Здесь были и Кэтрин с Джейн, атаковавшие Елизавету, требуя последних новостей. На Пасху должны состояться их свадьбы, обучение дало свои плоды, их манеры уже явно улучшились. Под неусыпным и строгим оком Люси их дикие привычки девушек постепенно выветрились, как и прочие изъяны, и, хотя они по-прежнему хихикали и щебетали, как сороки, они уже не могли опозорить семью. Их женихи – Джон и Бартоломью – были практичными, трудолюбивыми юношами, унаследовавшими семейные черты Баттсов, и сестры не могли дождаться венчания.
Говорили в основном о погоде и связанных с ней бедствиях. Пока нечего было и думать о пахоте, так что в этом году можно было посадить только скороспелые сорта, а это значило, что и следующей зимой будет нехватка еды. Из-за продолжительных холодов пало слишком много скота и овец, и это тоже предвещало голод. Умерли сотни крестьян, а это значило, что рабочих рук может не хватить, что тоже
