– Она же совсем новая, Митч!
– Наплевать! Джейсон запомнит только самый горький урок.
Митч выждал два часа и только потом спустился к машине. Стояла обычная для мая прохладная ночь. С залива на город полз влажный туман. Из подземного гаража доносились приглушенные голоса: там собрались бездомные, спасаясь от» промозглой погоды. Потерянные души, живущие в потемках, подумал о них Митч.
Наверное, они найдут там деньги и пакетики с кетчупом из «Макдональдса», которые он оставил специально для них. До него донесся запах томатного супа, который бедолаги варили из кетчупа и воды. Его едва не вырвало. Он с детства не переваривал томатный суп.
Увидев его машину, Джейсон сбежал с тротуара и распахнул дверцу. Он дрожал, в лице у него не было ни кровинки.
– Ну как, понравилось? – с ухмылкой спросил Митч.
– Нормально, – отозвался Джейсон, чуть не плача.
– Куда ты подевал куртку?
– У меня ее отняли.
– Как же ты позволил?
– Позволил? – Джейсон разревелся и стал судорожно вытирать слезы кулаком. – Банда вьетнамцев затащила меня в проулок.
– Господи! – простонал Митч с неподдельным состраданием. Пол превзошел себя. Из всех банд, бесчинствующих в городе – негритянских, латиноамериканских, корейских, даже японских якузо, – вьетнамские нагоняли больше всего страху. В городе они оттачивали искусство, приобретенное в своих джунглях.
– Сдается мне, там оказалось покруче, чем ты предполагал.
Джейсон мрачно кивнул.
– Один схватил меня за… – Он указал глазами себе на ширинку. – Но я его отпихнул.
– Тебе повезло. – Митч сунул ему пятидесятидолларовую бумажку. – Получай заработанное. Один дохлый президент – Улисс С. Грант.
– Моя куртка! – простонал Джейсон, кладя в карман деньги. – Что я скажу матери?
– Это твои проблемы.
– Уолли. – Ройс чмокнула дядю в щеку и оглядела пластиковый пенал – кабинет Уолли в «Сан-Франциско Экземинер».
На компьютерный дисплей поступали международные новости ЮПИ. На столе не было свободного места из-за распечаток и стаканчиков с недопитым кофе. Единственным украшением на стене была фотография Уолли в момент получения Пулитцеровской премии.
Они тепло обнялись. У обоих были одинаковые зеленые глаза. Уоллес Уинстон уже разменял седьмой десяток, но оставался подтянутым и не лысел. Он был самым уважаемым в городе репортером, ведущим расследования.
– Я не ожидал увидеться с тобой до субботнего аукциона. Что, горящая тема?
– Нет, я здесь не по газетным делам. – Она присела за стол и рассказала об изменении темы телеинтервью.
– Сочувствую. Знаю, как много для тебя значит Центр помощи бедствующим женщинам. Поэтому я и иду на аукцион в субботу, хотя терпеть не могу напяливать обезьяний наряд.
Ройс улыбнулась. Дядя Уолли не смог бы заменить ей отца, но всегда оставался самым близким после отца человеком. После смерти отца они сблизились, хотя она последние пять лет жила с родственниками в Италии, так как не могла находиться в Сан-Франциско, где все напоминало об отце.
Они с Уолли регулярно переписывались и еженедельно разговаривали по телефону. Теперь, когда она вернулась, они виделись чаще, чем когда-то.
– Насколько я понимаю, тебе нужны кое-какие сведения о бездомных. – Он постучал по клавиатуре, вызывая необходимые файлы.
– В сущности, – проговорила она, зная, что смерть отца была для него не менее сокрушительным ударом, чем для нее, – мне нужно узнать, что у вас есть на Митчелла Дюрана.
Он встрепенулся и подозрительно посмотрел на нее.
– Какого черта?!
– Митч занимается бездомными. Арнольд Диллингем захотел, чтобы я его проинтервьюировала.
– Насколько важно для тебя участие в этой программе?
– Мне бы хотелось расстаться с юмористической колонкой и взяться за более серьезные темы, как отец. Но я боюсь, как бы во мне не заподозрили интеллектуальную легковесность.
– Пускай успех отца тебя не тревожит. Ты можешь стать кем угодно, стоит только захотеть. – Он потрепал ее по плечу. – Но твое интервью с этим подонком Дюраном мне не нравится.
– Мне тоже, но что поделать? Митч сам настоял, чтобы я ограничилась вопросами про бездомных. Ничего о его жизни – ни слова.
– Это неудивительно: Дюран никогда не дает интервью.
– Тебе это не кажется странным?
– Нет. Это простое здравомыслие. Чем загадочнее ты кажешься, тем больше не даешь покоя прессе. Твоему шоу это пойдет на пользу: многие переключатся на него, чтобы послушать Митча.
– Можно мне заглянуть в его досье?
– Зачем тебе неприятности, Ройс? Репортер обязан придерживаться данного им слова. Если тебе сказали, что что-то не должно идти в эфир, твой долг – выполнить эту просьбу.
– Я и не собираюсь отклоняться от темы. Вопросов, не касающихся бездомных, не будет, но вдруг мне поможет изучение его подноготной?
– Не понимаю, каким образом. Все репортеры штата пытались проникнуть в его прошлое во время его последнего процесса по делу об убийстве, когда имя Дюрана неделями не сходило с первых страниц. Никакого результата: он поступил во флот в восемнадцать лет и получил диплом об окончании средней школы, сдав экзамен экстерном, уже когда служил. Ройс вооружилась блокнотом.
– Где он вырос?
– Неизвестно. В свидетельстве о рождении указано местечко Пагуош Джанкшн, штат Арканзас. Жалкие хижины, торчавшие там когда-то, снесены при строительстве автострады. Сколько ни выспрашивали на соседних фермах, никто так и не вспомнил Митчелла Дюрана.
– Разве это не странно?
– В общем-то, нет. Я неплохо знаю Юг, недаром следил за тамошней борьбой за гражданские права в шестидесятые годы. Скоро я снова туда отправлюсь, чтобы написать о несоблюдении правил экологии в птицеводстве. Мне хочется уйти на покой, отхватив напоследок еще одну Пулитцеровскую премию, – признался он. – Вполне реальная перспектива.
Он пожал плечами, словно об этом не стоило много говорить, но она знала, что его самолюбие уязвлено напирающими конкурентами. Он уже не получал таких сенсационных заданий, как прежде. После его последней Пулитцеровской премии прошло слишком много времени.
– Так вот, на Юге полно крохотных городишек и бродячих батраков. То, что Дюран поступил во флот, не имея свидетельства об окончании школы, говорит просто о том, что он нигде не жил подолгу. Его умственные способности туг ни при чем. Потом он отлично учился в колледже, хотя уже работал полный рабочий день. Он был лучшим студентом на юридическом факультете Стэнфордского университета.
– А о двух шрамах у него на физиономии вы что-нибудь раскопали? – Она не стала говорить о третьем шраме, который, как ей было хорошо известно, был скрыт густой шевелюрой.
– Нет, зато известно, что он был с почетом уволен из военно-морских сил до окончания срока. Оказалось, что он не слышит одним ухом. Видимо, этот изъян сначала проглядели.
– Вот как? Наверное, поэтому он всегда держит голову набок: так он подставляет здоровое ухо!
Глух на одно ухо! Она почувствовала к Митчу такую острую жалость, что удивилась себе. При их первой встрече она обратила внимание на его характерную манеру и объяснила это просто тем, что он внимательно слушает ее. Стараясь отогнать жалость, она напомнила себе, что Митчелл Дюран не достоин ни малейшего сострадания. Гордость не позволит ему принять чужую жалость, тем более от нее.
