– Все равно противно.
– Ах ты, чистоплюй! – вконец рассердился капитан Сапожков. – Если ты такой принципиальный, езжай к Барону и выскажи ему все в глаза. Но сначала за свой счет закажи себе похороны. Да и девке твоей тоже. Ее-то зачем оставлять в живых? Не куролесь, парень, – добродушие быстро возвращалось к капитану. – Давай двигай, а то уже седьмой час. Можешь машину взять. Я, если что, пешком дотопаю, тут недалеко.
Старлей Орлов увез девушку. Капитан позвонил в Управление и доложил об обнаружении еще одного трупа.
– Они у тебя там сегодня, будто грибы после дождя появляются, – пошутил знакомый дежурный. – Жди, высылаем группу.
Капитан ждал. Было ему невесело, потому что опыт – сын ошибок трудных – безошибочно подсказывал ему: неприятности только начинаются. А капитан Сапожков, несмотря на внешнее добродушие и определенную (в иных глазах) глуповатость, был человеком хитрым и скорее сообразительным, чем наоборот; кругом витала опасность, странно сгущалась неопределенная тревога, и это очень и очень не нравилось опытному старшему инспектору.
Подумав, он позвонил подполковнику Мишину Владимиру Михайловичу. Тот взял трубку то ли в машине, то ли просто на улице. Фоном доносились звуки машин, голосов… Капитан Сапожков начал было докладывать, но подполковник Мишин его перебил:
– Я в курсе. Хорошо, что позвонили мне. Как закончите, явитесь с докладом в Управление. Ко мне.
Не к полковнику Сидоренко, а ко мне. Это, кстати, его распоряжение. И не позже чем через час. Как поняли?
– Понял. Буду через час.
– Жду.
И отключился, оставив после себя короткие гудки, целый ворох вопросов и новые опасения.
Глава 14
ГОРДИЕВ УЗЕЛ
Подполковник Мишин действительно ехал в машине. В тот момент, когда ему позвонил капитан Сапожков, его машина стояла на перекрестке, ожидая зеленого сигнала светофора, и он с удовольствием вдыхал вползающий через открытые окна, освеженный после нежданной грозы и еще не успевший в полной мере пропитаться выхлопным газом воздух. Он поднес трубку к уху, узнал голос капитана Сапожкова, помрачнел, потому что уже все знал из разговора с полковником Сидоренко несколько минут назад по этому же сотовому телефону. Ситуация премерзкая. Самое гнусное то, что ничего нельзя изменить. Изменить в русле того потока событий, который стронулся после глупейшей выходки Упыря и Коляна, то есть Кравчука Николая Николаевича, зарвавшегося подобно многим, кто внешнее материальное благополучие, обвалом украсившее их жизнь, принимает не как подарок судьбы, а как плату за свою внутреннюю исключительность.
'Умный человек, – думал подполковник Мишин, косвенно имея в виду себя, – умный человек знает, насколько зыбка опора под каждым, и если сегодня ты богат, завтра можешь быть беднее бедных, и если сегодня свободен, завтра можешь оказаться в местах не столь отдаленных, более того, по большому счету, сама жизнь висит на волоске, как бы ты не был уверен в обратном'. И подумав об этом, подполковник Мишин помрачнел. Ненадолго. Для него пока все шло прекрасно. Он был здоров, силен, относительно богат.
Красивая жена и двое рыжих (значит, от него) близнецов дополняли систему его счастья. Он имел новенькую 'Ауди', доставшуюся ему – смешно сказать! – по стоимости подержанного мотоцикла. А еще дача в заповеднике, которую он построил по собственному проекту, и яхта, купленная в Прибалтике, и любовница, которую – он узнал об этом на днях и совершенно неожиданно из пришедшего домой письма, едва не прочитанного супругой, – он, оказывается, делил эту девчонку со своим непосредственным начальником – с кем, с кем!.. – с пошляком, с ничтожеством… Подполковник Мишин на ходу достал сигарету, утопил кнопку электрозажигалки, дождался щелчка и прикурил.
Полковник Сидоренко – хитрый жук! – решил препоручить ему разговор с капитаном Сапожковым.
Не хочет портить себе нервы, да и светиться лишний раз кому охота. Вот и заставил его, заместителя. Что же сказать этому толстому мешку сала? Рассказать вскользь, беззаботно о каком-нибудь трагическом эпизоде из своего боевого прошлого? Чушь! Не поймет. Шутливо пожаловаться на нищенскую зарплату и на всеобщую зависимость.., от других источников финансирования? Притвориться человеком с широкими взглядами, стоящим выше национальной злобы, понимающим… Что понимающим? Что все они тут, в Управлении, находятся только потому, что Барон соглашается их терпеть? Что они и сутки не продержались бы, не будь Барон ими доволен? Что неизвестно, кто все же ими управляет: министры-финансисты или такие, как их любимый Качаури Отари Карлович?
Подполковник Мишин вообразил Барона, его мясистые пологие плечи, крепкое, облитое жиром тело, постоянные силовые заигрывания с ним, чемпионом города, который никогда не посмеет ответить в полную силу на его дружеские пинки и толчки… О! Как же иной раз хотелось! Но дети?.. Но семья?.. Но любовница, наконец, не говоря уже о яхте, машине, даче, ежемесячных, почти сталинских, толстых конвертах с зарплатой!.. Однажды, несколько лет назад, он сам лично задержал троих преступников, серьезно покалечив одного, успевшего полоснуть ножом… Вот наиболее яркое воспоминание о службе – единственное!
Раньше мечтал о героических буднях – собственных, собственных! – а получилось так глупо, так мелко, так.., сытно… Старший лейтенант Орлов, плакатный образец, отчетливый служака. И как-никак свой, честный товарищ. Аккуратен. Что еще? Ладит с сослуживцами. Характер твердый, нордический… И какой-то Крокодил, имеющий право требовать отстранения товарища…
Подполковник Мишин доехал до Управления.
Припарковался рядом с новеньким 'Мерседесом' полковника Сидоренко (стоимостью с подержанный велосипед) и прошел мимо дежурного. У себя в предбаннике попросил Свету-секретаршу (сейчас с виртуозной скоростью печатавшую на компьютере очередную халтуру) не пускать старшего лейтенанта Орлова, ежели тот придет.
– Займи его чем-нибудь, Светочка.
Что вызвало на щечках Светочки непонятный румянец.
