Лед

Лом тоже заржал.

Покой

10.02.

Кабинет вице-президента «Тако-банка». Мосфильмовская ул., д. 18.

Узкое и длинное пространство кабинета, серовато-коричневые стены, итальянская кабинетная мебель. За изогнутым волной столом из испанской черешни сидел Матвей Виноградов: 50 лет, маленький, черноволосый, узкоплечий, остроносый, худощавый, в хорошо сидящем костюме из лилово- серого шелка.

Напротив сидел Боренбойм.

– Моть, ты извини, ради бога, что я тебя затеребил с утра пораньше, – потянулся Боренбойм. – Но сам понимаешь.

– Да ну что ты, – отпил кофе Виноградов. Взял со стола ту самую карту VISA Electron:

– 69 тысяч, да?

– 69, – кивнул Боренбойм.

– И пин-код написан. Круто. Дело серьезное, Боря. Такие подарки плохо пахнут.

– Очень.

– Слушай, и никто ничего тебе, не звонил, не наезжал, да?

– Абсолютно.

Виноградов кивнул.

Вошла Соколова с бумагой в руке: 24 года, стройная, в салатовом костюме, с непримечательным лицом. Протянула бумагу. Виноградов взял, стал читать:

– Я так и думал. Свободна, Наташенька.

Она вышла.

– Ну и чего? – нахмурился Боренбойм.

– Они сделали совсем по-простому. Вполне легально, в соответствии с ЦБ и Гражданским кодексом. Значит: даритель оформляет основную карточку на паспорт какого-нибудь бича, а одновременно в заявлении указывается желание оформить и дополнительную карточку. На твое имя. При получении карточек основная карточка на подставного бича изымается и уничтожается. Остается только твоя. Найти этого бича, в твоем случае – Курбашаха Радия Автандиловича, родившегося в городе Туймазы 7 августа 1953 года, практически невозможно. В каких мирах обретается сейчас этот Курбашах – один Аллах знает. Сделано с толком, в общем. Хотя…

– Что?

– Я бы сделал еще проще. Есть уж совсем анонимный продукт: VISA Travel Money. Там вообще нет имени владельца. Не пользовался?

– Нет… – недовольно отвел глаза Боренбойм.

– Любой Петров может завести эту карточку и отдать ее Сидорову. У меня был прецедент. Одна баба продала в Киеве шесть квартир, и чтобы не везти бабки через хохляцкую таможню, попросила сделать себе эту VISA Travel Money. Но есть одна проблема: лимит одноразовых операций в наших русских банкоматах – не более 340 баксов в день. Короче, эта баба почти пять месяцев доила автоматы, как коз, а потом кончилось тем, что один автомат проглотил ее карту, а она…

– Моть, что мне делать? – перебил его теряющий терпение Боренбойм.

– Знаешь что, Борь, – Виноградов почесал свой лоб костяным ножом, – надо тебе с Толяном переговорить.

Соколова вышла.

– Он у себя? – нервно качался в кресле Боренбойм.

– Нет. Он сейчас плавает.

– Где?

– В «Олимпийском».

– С утра пораньше? Молодец.

– В отличие от нас с тобой, Толя правильный человек! – засмеялся Виноградов. – Утром плавает, днем работает, вечером нюхает и трахается, ночью спит. А у меня все наоборот! Поезжай. Днем ты его не поймаешь. Это нереально.

– Не знаю… удобно ли. Я его встречал пару раз. Но близко мы не знакомы.

– Не важно. Он человек дела. Ну сошлись на меня или на Савку, если хочешь.

– Думаешь?

– Поезжай, поезжай, прямо сейчас. Не теряй время. Твои эфесбэшники ни хера не знают. А он тебе все расскажет.

Боренбойм резко встал, морщась, схватился за грудь.

– Чего такое? – насупил красивые брови Виноградов.

– Да… что-то вроде… остеохондроза, – расправил худые плечи Боренбойм.

– Плавать надо, Борь, – серьезно посоветовал Виноградов. – Хотя бы два раза в неделю. Я такой развалиной был раньше. А сейчас вот даже курить бросил.

– Ты сильный.

– Не сильней тебя. – Виноградов встал, протянул руку. – Ты мне позвони потом, ладно?

– Конечно. – Боренбойм пожал худые, но жесткие пальцы Виноградова.

– Да и вообще, Борьк. Чего-то редко мы видимся. Как бессердечные какие-то.

– Что? – настороженно спросил Боренбойм.

– Редко вместе бухаем, Борь. Бессердечные мы с тобой стали!

Боренбойм стремительно побледнел. Губы его задрожали. Он схватился за грудь.

– Нет. У меня… есть сердце, – твердо произнес он. И разрыдался.

– Борь… Борь… – привстал Виноградов.

– У… меня… е… есть… се… сердце! – рыдая, проговорил Боренбойм и рухнул на колени. – Есть… ееесть… е… е… е… е… ааааа!!

Рыдания сотрясли его, слезы брызнули из глаз. Он согнулся. Упал на ковер. Забился в истерике.

Виноградов нажал кнопку селектора:

– Таня, быстро сюда! Быстро!

Обежав вычурный стол, склонился над Боренбоймом:

– Борьк, дорогой, что с тобой… ну найдем мы этих гадов, не бойся ничего…

Боренбойм рыдал. Прерывистые всхлипы слились в хриплый вой. Лицо Боренбойма побагровело. Он сучил ногами.

Вошла секретарша.

– Воды дай! – крикнул ей Виноградов.

Она выбежала. Вернулась с бутылкой минеральной. Виноградов набрал воды в рот, прыснул на воющего Боренбойма. Тот продолжал выть.

– У нас успокоительное есть? – Виноградов придерживал голову воющего.

– Анальгин только… – пробормотала секретарша.

– Валерьянки нет?

– Нет, Матвей Анатольич.

– Ничего у тебя нет… – Виноградов намочил носовой платок, попытался приложить ко лбу Боренбойма.

Тот выл и корчился.

– Еб твою… что это за… – растерянно причмокивал Виноградов, стоя на коленях.

Стал лить воду из бутылки на побагровевшее лицо Боренбойма.

Не помогло. Корчи сотрясали худое тело.

– Чего-то не то, – качал головой Виноградов.

– У него горе?

– Да, горе. Шестьдесят девять тысяч долларов перевели, и не знает кто! Горе горькое, блядь! – зло усмехнулся Виноградов, теряя терпение. – Борьк! Ну, хватит, в самом деле! Хватит!! Боря!! Стоп! Молчать!!