рубашки. Роман отодвинулся, пропуская их к двери, и, как только они оказались впереди него, быстро ударил их топором по затылкам.
Женщины замерли на месте и мгновенье стояли, как каменные. Затем оказавшаяся слева Поля стала беззвучно валиться на пол, а Гаша, схватившись за голову, медленно повернулась к Роману, недоуменно проговорив:
– Ой, мамоньки…
Роман ударил топором и сбил ее с ног.
– Мамоньки… мамоньки… – повторяла Гаша и заворочалась в темноте.
Роман стал бить ее наугад и бил до тех пор, пока она не перестала шевелиться.
Потом он дважды ударил по голове неподвижно лежащую ничком Полю. Все это время Татьяна стояла за дверью и трясла колокольчиком. Перешагнув через трупы, Роман вышел к ней в коридор и притворил за собой дверь.
Татьяна опустила руку с колокольчиком. Они посмотрели в глаза друг другу.
– Ты должна быть всегда рядом, – сказал он.
– Я буду всегда рядом, – ответила она и осторожно стерла с его щеки несколько капель крови и желтовато-розовый кусочек мозгового вещества. Рядом с комнатой Аксиньи была буфетная. Роман осторожно открыл дверь и вошел, сделав знак Татьяне. Оставшись за дверью, она тряхнула колокольчиком.
В буфетной было светлей, чем в комнате Аксиньи: шторы не задернули, и свет полной луны проникал внутрь.
На кушетке у окна между двумя громоздкими буфетами спал повар Никита.
Он лежал на спине, укрывшись до подбородка узким лоскутным одеялом и скрестив поверх одеяла на груди свои костлявые руки.
Освещенное луной лицо было спокойно.
Роман пошел к лежанке, поднимая топор, но, проходя мимо правого буфета, задел стоящий с краю подсвечник.
Подсвечник громко упал и покатился по полу.
Никита глубоко вздохнул и, разлепив губы, пробормотал:
– Под… березовое…
Роман осторожно переступил через подсвечник и на цыпочках приблизился к изголовью кушетки.
Повар спал.
Роман, не спеша, примерился и с выдохом всадил топор ему в лоб. Скрещенные руки Никиты слабо дернулись, пальцы задвигались. Отсеченная верхняя часть черепа упала за изголовье кушетки, обнаженный мозг в голове повара блестел под лунным светом, лицо оставалось неподвижным.
Роман вытер топор одеялом и вышел из комнаты.
Татьяна ждала его с колокольчиком в руке.
– Иди за мной, – сказал он и двинулся по коридору.
Она пошла следом.
Миновав опустевшую кухню, они дошли до двери, выходящей во двор.
– Нам нужна свеча, – сказал Роман. – Возьми на кухне свечу и спички.
Татьяна зашла на кухню и вскоре вышла со свечой и спичками. Роман открыл дверь, они спустились по трем деревянным ступенькам и оказались во дворе.
Здесь было прохладно и все хорошо освещалось луной. Впереди стояли хлев, стойла, кладовые. Прямо за ними был сенной сарай. Роман пошел влево, Татьяна пошла за ним.
Они обошли стойла и приблизились к сенному сараю.
– Зажги свечу, – тихо сказал Роман. Татьяна зажгла свечу. Роман подошел к лестнице, приставленной к сараю, и повернулся к Татьяне.
– Дай мне свечу, – сказал он.
Она передала ему зажженную свечу.
– Стой здесь и звони, – сказал он и полез по лестнице, держа в левой руке свечу, а в правой топор.
Татьяна затрясла колокольчиком.
Роман поднялся до последнего венца сарая и посветил внутрь свечой. Почти до самой крыши сарай был заполнен сеном.
Справа на широкой подстилке спали шесть парней в кумачовых рубахах. Слева, прямо на сене, накрывшись тулупом, спал конюх Куницына Гаврила.
Роман осторожно перелез с лестницы на сеновал. Сено зашуршало под ногами.
Он подошел к Гавриле, посветил свечой.
Потом примерился и ударил два раза топором по голове. Гаврила захрипел и заворочался. Роман ударил еще два раза, и Гаврила затих. Роман подошел к остальным.
