ужасе. Стояла совершенно ошарашенная. Корзухин остался дома успокаивать жену и дочь. Весь следующий день он был сам не свой, все твердил про переходный возраст, подростки, мол, часто ведут себя неадекватно. Чувствовалось, что выходка дочери его здорово напугала.
– В результате девочка оказалась в санатории?
– Да.
– И что это за санаторий?
– Бывший пансионат «Красный ткач».
«А ныне элитная психушка, – мысленно продолжила я, – для молодых людей, в основном наркоманов». Бедной матери было отчего впасть в депрессию, от которой она спасалась коньяком.
– До этого случая Корзухин жаловался на проблемы с дочерью?
– Никогда. По-моему, ее выходка потрясла его даже больше, чем Людмилу. Дочерью он гордился и всем своим друзьям рассказывал о ее успехах. Учится она, насколько мне известно, хорошо. Тихая, скромная, совсем не избалованная. Может, в самом деле вся штука в переходном возрасте?
– Подростки склонны к агрессии, – кивнула я, однако про себя решила, что для такого поведения Вики все-таки должна быть причина. Учитывая, где девчонка вскоре оказалась, причину долго искать не придется. – Еще вопрос. Рыбачили вы в уединенном месте. Мобильная связь там действует? – Заболоцких кивнул и слегка насторожился. – Корзухину в субботу вечером никто не звонил?
Он поморщился.
– А вы хваткая, – заметил с усмешкой.
– Это комплимент?
– Будем считать так. – Парень о чем-то размышлял, не торопясь ответить на мой предыдущий вопрос.
– Вы дурака валять завязывайте, – посоветовала я. – Начали говорить, так продолжайте.
– А я ничего скрывать и не собираюсь. – Он вроде бы обиделся. – Звонили дважды, первый раз дочь. Часов в семь, мы как раз сели ужинать.
– Разговор слышали?
– Только то, что говорил Корзухин.
– И что он сказал?
– Ну, обычный разговор. Спросил, как она себя чувствует, понравилась ли ей книга, которую он привез. Потом… не знаю, что она ему сказала, но он поспешно вышел из-за стола и отправился в коридор. Я как раз пошел за дровами, а дверь была открыта…
– Я правильно поняла, вы случайно услышали то, что он говорил?
– Я и не думаю оправдываться. – На этот раз Заболоцких не скрывал своего раздражения. – Короче, он сказал девчонке: немедленно возвращайся. Еще что-то, я точно не помню, но меня поразило, как он говорил с ней, очень резко, не припомню, чтобы он при мне вообще так с кем-то разговаривал. Он старался говорить тихо, но было ясно: шеф просто в бешенстве.
– Немедленно возвращайся? Интересно… Кто еще звонил в тот вечер?
– Людмила.
– В котором часу?
– Точно не помню. После одиннадцати… Он сказал: «Да, милая». Я слышал, как она кричит в трубку, но слов не разобрал. Корзухин спросил что-то вроде: «Она приезжала?», а потом резко оборвал разговор. Сказал: «Прекрати истерику, я вернусь завтра, поговорим». И отключил телефон. Я опять удивился, потому что при мне он никогда так с женой не разговаривал. Один раз они поссорились из-за какой-то ерунды, Людмила его отчитывала, а он добродушно смеялся. Он всегда был ласков с ней и предупредителен. Ну, я и подумал: доконали мужика.
– А что вы еще подумали?
– Учитывая, что перед этим звонила Вика… скорее всего, она опять повздорила с матерью.
– По-вашему, девочка в тот вечер была дома?
– Вот уж не знаю. Они могли и по телефону поскандалить, разве нет? Корзухин спросил жену: «Она приезжала?», логично предположить, что речь шла о дочери.
– Логично. Девчонка наговорила матери гадостей, муж на звонки больше не отвечал, и Людмила принялась пить коньяк в одиночестве?
– Примерно так. Оттого Корзухин места себе не находит. Если бы он сразу после ее звонка поехал домой…
– Н-да, – вздохнула я. – Похоже, вы правы. Вам известно, что у него есть дочь от первого брака?
– Конечно. Несколько раз я отвозил его к ней.
– Людмила ездила с вами?
– Нет.
– Какие у них были отношения с падчерицей?
– Понятия не имею. Но не сомневаюсь: Людмила сделала бы все возможное, чтобы подружиться с ней. Я впервые увидел его старшую дочь только на похоронах. Когда шеф навещает ее, я жду в машине.
– То есть Корзухин не задерживался у нее надолго?
– Обычно на час-два. Обязательно покупает продукты, не раз сетовал, что дочь мало думает о своем здоровье и вообще слишком увлечена работой. Она художница. Людмила при мне о ней никогда не говорила.
– Ничего добавить не желаете? – со вздохом спросила я, когда он замолчал.
– Надеюсь, Корзухин не узнает о нашем разговоре. Не то чтобы я боялся потерять работу, просто это здорово смахивает на стукачество.
– Если так, зачем вы все рассказали?
– Не смог устоять перед вашим обаянием, – усмехнулся он.
– У меня свое мнение на этот счет.
– Да? И какое?
– Вас мучает мысль: почему она это сделала?
– Я не считаю, что она сделала это нарочно. Просто была пьяна. Хотя… хотя вы, конечно, правы. Корзухина мне искренне жаль, но…
– Но вы не можете ему простить, что он не вернулся домой после звонка жены?
– Слишком сильно сказано. Но и тут вы в общем-то правы.
Я позвала Сашку, и он с большой неохотой забрался в сумку. Выйдя из подъезда, я, взглянув на часы, решила: Дед, скорее всего, уже в своей квартире, и прикинула, стоит ли его беспокоить? После непродолжительной душевной борьбы решила: стоит, и набрала его номер.
– Где ты? – спросил он, а я ответила:
– Рою землю носом, чтоб доставить тебе удовольствие.
– Ну и что нарыла?
– Вику Корзухину, незадолго до несчастья с матерью, родители определили в пансионат для юных наркоманов. Вот и причина невоздержанности дамочки в тот вечер.
– Ты уверена?
Я едва не чертыхнулась вслух.
– Уверена в чем?
– Что его дочь действительно наркоманка?
– Согласись, просто так богатые папы своих деток туда не отправляют.
– Сколько ей лет?
– Четырнадцать.
– В четырнадцать лет и наркоманка? – не поверил Дед.
– Ты безнадежно отстал от жизни, – со вздохом констатировала я.
– Я плачу тебе деньги не за дурацкие замечания, как ты, должно быть, решила, – отрезал он.
Я сразу сделала стойку. Когда Дед вспоминает о том, что он мне платит, шуточки следует засунуть куда подальше.
– Хочешь, чтобы я съездила в клинику? – деловито спросила я.
– Хочу, чтобы ты дала мне однозначные и ясные ответы на все интересующие меня вопросы.
