– Простите, я обещала Ли, – быстро возразила она. – А вы потом отобьете, правда?
Ее пальцы мимоходом легли на его рукав, и Джонс, глядя на мистера Риверса, желчно повторил:
– Это мой танец.
Мистер Риверс поглядел на него и торопливо отвел глаза:
– О, прошу прощения! Разве вы танцуете?
– Ли! – резко сказала она и снова коснулась его рукой.
Мистер Риверс опять скрестил взгляды с мистером Джонсом.
– Прошу прощения! – пробормотал он. – Я потом отобью вас. – И он ушел скользящим шагом.
Сесили поглядела ему вслед, потом, пожав плечами, обернулась к Джонсу. На ее шее, ее плече теплыми, мягкими отблесками лежал свет. Она взяла Джонса под руку.
– Вот это да! – сказал Гиллиген, глядя ей вслед. – Ее насквозь видать.
– Это все война, – объяснил негр-шофер, тут же засыпая снова.
13
Джонс, несмотря на сопротивление, тянул ее в тень. Миртовый куст закрыл их от всех.
– Пустите! – сказала она, отбиваясь.
– Что это с вами? Ведь один раз вы уже со мной целовались?
– Пустите! – повторила она.
– Ради кого? Ради этого несчастного мертвеца? Какое ему до вас дело?
Он держал ее, пока, истощив всю свою нервную энергию, она затихла, хрупкая, как пойманная птица. Он вглядывался в ее лицо, казавшееся белым пятном; она видела в темноте бесформенную, тяжелую фигуру, пахнущую табаком и шерстью.
– Пустите! – жалобно повторила она и, очутившись вдруг на свободе, побежала по траве, чувствуя росу на туфельках, с облегчением глядя на стайку мужчин на перилах веранды. Отутюженное лицо мистера Риверса над безукоризненным бельем выплыло ей навстречу, и она схватила его за руку.
– Давайте танцевать, Ли! – сказала она тонким голоском и резким броском метнулась к нему под прерывистую подсказку саксофонов.
14
– Ого! – Они толкали друг друга локтями. – Гляди, кого Руф подцепил!
И пока хозяйка, рассыпаясь в любезностях, стояла рядом с ее темным прямым платьем, двое из них, пошептавшись, отвели Мэддена в сторону.
– Пауэрс? – спросили они, когда он наклонился к ним.
Но он остановил их:
– Да, он самый. Но об этом молчок, понимаете? Никому не говорите. – Он взглянул на шеренгу сидевших. – Ничего хорошего не выйдет.
– Нет, какого черта! – уверили они его. – Значит, Пауэрс!
Но они танцевали с ней: сначала – один, потом – второй, а потом, увидев ее уверенную умелую поступь, каждый, кто когда-нибудь танцевал, включался в веселое соревнование, отбивая ее друг у друга, ухаживая за ней в перерывах, а некоторые до того осмелели, что стали приглашать других барышень, с которыми были когда-то знакомы.
Вскоре Мэдден только смотрел со стороны, но оба его приятеля проявили необычайную настойчивость и неутомимость: видя, что она неподолгу танцует с плохими танцорами, они непрестанно угощали ее безвкусным пуншем, добрые, чуть бестактные.
Ее успех сразу вызвал взрыв обычных женских пересудов. Критиковали ее платье, ее «нахальство» – пришла на бал в будничном костюме, и вообще, зачем она сюда явилась. Живет в одном доме с двумя молодыми людьми, один – совершенно посторонний. Другой женщины в доме нет… кроме этой служанки. А с ней тоже что-то произошло неладное, правда, несколько лет назад. Однако миссис Уордл подошла, поговорила с ней. Но она со всеми разговаривает, кто не успевает от нее сбежать. И Сесили Сондерс в перерывах между танцами останавливалась около нее, брала ее под руку, что-то говорила ей глуховатым, нервным, торопливым голосом, делая глазки всем мужчинам, не умолкая ни на минуту… Негр-кларнетист снова спустил с цепи свою неутомимую свору, и пары, сомкнувшись, заполнили веранду.
Миссис Пауэрс перехватила взгляд Мэддена и подозвала его.
– Мне надо идти, – сказала она. – А если я выпью еще хоть один бокал этого пунша…
Они пробирались между танцующими парами, а за ними, протестуя, шла вереница ее поклонников. Но она не сдавалась, и они прощались с ней, желали ей спокойной ночи и крепко жали руку с благодарностью и сожалением.
– Совсем как в доброе, старое время, – робко сказал кто-то, и она обвела их всех медленным, неулыбчивым, дружеским взглядом.
– Правда? Ну, надеюсь, скоро увидимся. До свидания, до свидания!
Они смотрели ей вслед, пока ее темное платье не слилось с тенью за светлым крутом. Музыка гремела, потом медные инструменты замирали, и (?????)
– Слушайте, она вся насквозь просвечивала, – оживленно сообщил им Гиллиген, когда они подошли.
