человеколюбие, ведь Федор Федорович уже знал все о резне в Превзе. Нелегкое и непростое для себя решение принял он.
«Флаг русский над крепостной стеной сохранить!» — это уже была воля. Отсекая недовольство турецких союзников, он посоветовал поднять рядом и турецкий полумесяц. Турки тоже не особенно поощряли аппетиты Али-паши. Парга была спасена. И хотя Тепелен был взбешен и объявил, что будет штурмовать город, Ушаков пригрозил ему и провел ряд искусных дипломатических демаршей, в которых его представители (капитан-лейтенант Е. Метакса и Г. Палатинос), действуя уговорами и увещеваниями, уберегли Паргу от погромов, и над городом до конца экспедиции развевался русский флаг.
«Спасение Парги было и актом гуманности и удачным политическим шагом, — пишет историк А. Станиславская. — Так определилась роль России, как защитницы греческого населения — определилась де-факто. Еще до того, как константинопольская конвенция 1800 г. закрепила за ней право оказывать покровительство православному населению бывшей Венецианской Албании».
Интересы Ушакова и Али-паши сталкивались еще не раз, правда, амбиции Тепелена несколько поуменьшились (он понимал, что имеет дело с решительным человеком и мощной силой). Ушаков же внимательно следил за ходами Али-паши, трезво оценивал их и в ответ на мнение о том, что последний является французским агентом, реалистически писал: «Нельзя почитать, чтобы Али-паша был совсем предан французам: он человек хитрый и безмерно обманчивый, старается отделить себя от всякой зависимости… и держать будет ту сторону, которая сильнее». Поэтому задача русского адмирала и состояла в том, чтобы быть или хотя бы выглядеть сильнее.
У владетеля Янины
Ушаков положил руки на плечи лейтенанту Метаксе, ласково и грустно взглянул в глаза, потрепал по шее и, легонько оттолкнув от себя, негромко сказал:
— В пасть звериную посылаю. Но от сего предприятия нашего жизнь многих людей зависит. Об одном прошу, Егорушка, будь осторожен, не раздражай попусту сего правителя. Для него жизнь человеческая — вещь ничтожная.
У Метаксы слезы на глазах показались. Не слышал он ни разу такого обращения, тона страдающего у вице-адмирала. Был тот всегда строг и сдержан в присутствии его. Захотелось сразу в экспедицию, не страшась, все сказать Али-паше, потребовать освобождения русского консула Ламброса, арестованного в Превзе арнаутами. Ушаков увидел яростные огоньки в глазах лейтенанта, почувствовал внутреннюю дрожь того и снова потрепал, успокаивая:
— Ты нам живой нужен. Наблюдай, расскажешь, чего желает паша, кого боится, чем прельстить можно. В союзники его надо из врагов переместить. В общем, смотри в оба, а зри в три. Умственным третьим взором внимай всему. В старости, может, сочинение напишешь. Вместе с турецким комиссаром — каймаканом поедешь. Он ферман султанский повезет Али, чтобы продовольствием нас снабжал. На две недели осталось провианту всего.
Уже находясь на адмиральском катере, Метакса вспомнил, что не ел целый день, взглянул с неприязнью на толстого, седого турецкого каймакана, дымившего трубкой, и вздохнул. Тот же, как бы угадав желание лейтенанта, выпустив клубы дыма, протянул руку к каюте:
— Слуга приготовил небольшой завтрак, разделите, пожалуйста, его со мной.
— Откуда вы так хорошо знаете греческий? — удивился Метакса.
— От роду я из константинопольских греческих дворян. С молодых лет служил при молдавских и валахских господарях. Султанство знал во всех его краях, ибо по причине немалых моих знаний полезен всюду, да и фамилия Карфоглу пользуется уважением в Порте. Я же всю жизнь свою с надеждой на Россию взираю и жду от нее избавления родины нашей от ига многовекового.
Недоверие Метаксы таяло, он уже почувствовал в этом седом и старом греке сотоварища. Но как же рознились они по поведению, темпераменту, даже по блеску глаз. Карфоглу говорил тихо, медленно, почти не поднимая взора. Видно было, что каждое слово он обдумывал, подбирал, старался не раздражать собеседника, быстро с ним соглашался и надолго замолкал, подыскивая новый повод для разговора.
Метакса же был стремителен, энергичен, в ответах не задерживался, глаза его сверкали то зарницами гнева, то искрами дружелюбия. Каймакан запахивался в скромный темно-зеленого цвета турецкий халат, лейтенант горделиво нес на себе мундир русского морского офицера. Через полчаса разговор уже был доверительным и интимным.
— Я должен, по причине многознания порядков в том царстве бесправия, дать вам несколько советов. Смею думать, что вы не знаете историю правителя Янины?
— Ну кое-что я слышал от наших офицеров и Федора Федоровича.
— Ваш адмирал мудрый и далеко видящий человек, но я хотел рассказать вам историю, что сделала из этого человека секиру господню. Варварство его исходит от матери Камки, что умертвила своих сыновей, братьев Али-паши, дабы он вступил во владения своего отца, бывшего первым Агою города Тепелегии, отсюда и названье его нынешнее: Али-Тепелен. За тридцать лет он стал властелином всего Эпира, Ливадии, Фессалии и большей части Албании и Македонии. Ныне сама Порта Оттоманская видит в нем более мощного и опасного соседа, нежели данника и подвластного ей наместника. Али-паша высок умом и деятельностью необыкновенной, но высоким положением своим обязан он гнусным изменам, убийствам, подкупам и всем дозволенным злокозням. Так умертвил и ограбил он пашу Дельвинского Селима, лично зарезал Мурад-бея и брата его Сефер-бея и многих других. Особенно зверствовал он над людьми близкими, как будто это доставляло ему удовольствие. Сестру свою Хайницу уговаривал он отравить мужа ее, пашу Алжирского, та зацепенела в страхе, тогда брат паши зарезал его и получил в награду невестку. На плечи племянника Емау-бея набросил Али отравленную соболью шкуру и заполучил от того Фессалию. Он умело сталкивает народы. Против христианских селений посылает магометан, а против сих последних посылает греческих наемников. Коварен и зорок Али-паша. Везде имеет свои уши и языки. Когда он отхватывал куски от Порты, то эти языки за золото, что он щедро сыпал при султанском дворце, объявляли, что таковые действия Али- паши сокрушают врагов султана. В Константинополе золото более имеет власти, чем сам верховный правитель!
— Но неужели никто не откроет глаза султану? Никто не пытался убрать сего деспота? Не восстали подданные его?
— Наверное, и ему мерещится шнурок шелковый, ибо не раз выдавался ферман султанский на убиение его сим способом. Но звонкость его червонцев доносила до его ушей все повеления двора, теми же министрами, что были у него не только защитниками, но и слугами. Чиновные палачи, что имели повеление отрубить ему голову, лишались обыкновенно своей, как только вступали в его владения. А подданных он топил в крови и держал в страхе.
— На каковы же средства содержит он такую секретную службу да еще армию?
— О, его богатства несметны, и он постоянно приращивает их. Обширные его поместья, что отобрал он у соседей, приносят ему великие доходы. Он отдает их в откуп. Сюда же причислите многочисленное его скотоводство, таможни, подати и исключительные его права на продажу скота, шерсти, строевого леса, — Карфоглу подошел к двери каюты и показал на желто-зеленые горы. — Видите это богатство Албании и Эпира? Во всем Средиземном море эти дубовые леса почитаются лучшими, Али-паша присвоил их все себе, без остатка. Все население и крестьяне окрестных сел обязаны рубить их за гроши и отвозить к побережью. Он же сам имеет много купеческих кораблей, торгует с Италией, Триестом, а привезенные товары продает купцам из двадцатипроцентного барыша. Сребролюбие его не знает границ: он и всеобщий наследник у подданных, участвует в малейших доходах управляющих, секретарей, сторожей, тюремщиков. Поборы он совершает всюду. На богатое селение накладывает налог якобы за укрывательство воров, на монастыри — за колокольный звон, купцов заставляет брать у него взаймы, но за самый высокий процент, сам же приходит в их магазины и берет без отдачи все, что ему понравится. И сей наемщик, подрядчик, сборщик, откупщик, таможенный начальник всыпал в свои, сундуки 20 миллионов пиастров. Я не знаю, есть ли еще кто в Европе, кроме русского царя, чтобы имел такое богатство?..
Метакса задумался. Конечно, ему не приходилось встречаться с таким богатым и властолюбивым
