Кто-то тронул ее за плечо, и она вздрогнула.
— Эрик… — произнесла она в полусне, — Эрик…
Но на нее смотрели глаза брата.
— Вот до какой степени ты захвачена этим!
Его слова ранили ее в самое сердце.
Будучи не в состоянии ответить ему, она села, стряхивая с себя остатки сна и пытаясь собраться с мыслями. Она видела во сне Эрика. Он был одет как раб и дробил тяжелые камни для изгороди. И камни становились все крупнее, все тяжелее. И под конец ей показалось, что он стучит молотом по ней и что она такая же тяжелая, как огромный валун.
Слова брата опять разбудили в ней ярость. Да, она сделала шаг в сторону, не подозревая о последствиях, однако у него нет никаких оснований думать, что она стала любовницей одного из дружинников! Дрожа от уязвленной гордости, она повернула к нему лицо. Но ей удалось взять себя в руки, унять дрожь.
Горький ответ, написанный на его лице, камнем осел в ее душе. Брат казался ей совсем чужим, не таким, как всегда; и, судя по всему, он явился не для того, чтобы выслушивать ее.
Он сел рядом, упершись локтями в колени и переплетя пальцы. Взгляд его под густыми, черными бровями был направлен мимо нее, мимо домов и людей, к северу, в морские дали. Казалось, он смотрит на что-то, невидимое ей.
Его поза напомнила ей детство, и ее душа вдруг наполнилась добрым, теплым чувством к брату.
Турир, который был для нее одновременно отцом и матерью, начиная с трехлетнего возраста, когда отец погиб, а у матери начались причуды; Турир, который бранил и дразнил ее, научил скакать верхом и ходить под парусом, хотя в те времена не было принято, чтобы женщина управляла кораблем; Турир, который скрепя сердце наказывал ее, если она не слушалась, и забавлял ее, как только мог, не обращая внимания на слова окружающих: «Что получится из девчонки?»
Ей было не по себе от его грустных, безнадежных слов. Поддавшись внутреннему порыву, она положила ему руки на плечи и сказала:
— Дорогой мой Турир!
Он медленно повернулся к ней, взгляды их встретились. Он тоже положил руки ей на плечи.
— Ты должна рассказать мне обо всем, что произошло, — сказал он.
Сначала ей приходилось выдавливать из себя каждое слово, потом дело пошло легче.
— И ты уверена, что это все? — спросил он, когда она замолчала. — Ты уверена, что в отношениях с тобой он не заходил дальше?
— Да, — ответила Сигрид, отводя взгляд. Она замолчала, и он ждал, когда она снова заговорит. — Эрик красив и отважен, — наконец сказала она, — но мне и в голову не приходило, что кто-то мог подумать, будто я спуталась с одним из дружинников! Мне казалось, что ты достаточно хорошо знаешь меня.
— Речь идет не только о том, что я думаю о тебе, — ответил Турир сухо, хотя он уже не сердился. — Я разговаривал с Эриком сегодня утром, — продолжал он, — и его слова сходятся с твоими. Но когда я услышал, как ты назвала во сне его имя, лежа здесь, в траве, я решил, что он более крепкий орешек, чем я думал.
Сигрид вздрогнула, представив себе, каким был этот разговор. Турир заметил это.
— Он не заслуживал иного обращения после всего того, что натворил, — сказал он. — Пусть скажется спасибо, что его оставили в живых! — Заметив лежащую на траве цепочку, он поднял ее. — Ты могла бы потерять ее, — сказал он. — Или, может, ты хотела отнести это на курган?
Он кивнул в сторону могильных курганов, находившихся на самой вершине холма, но блеск в его глазах говорил о том, что он шутит.
— Нет, — сказала она. — Я думала, что это, возможно, пойдет на уплату части виры, которую ты наложил на Эрика.
— Если я дарю тебе подарки, это не значит, что ты можешь их передаривать моим дружинникам, Сигрид. Впрочем, я уверен, что Эрик Торгримссон скорее согласится идти в рабство, чем взять что-либо от тебя.
Оба некоторое время молчали. Потом он вполголоса, словно обращаясь к самому себе, произнес:
— Сейчас тебе пятнадцать, весной, когда я уехал, тебе было четырнадцать. Мне следовало бы подумать об этом раньше, но ты всегда была такой шаловливой, словно мальчишка, и мне даже в голову не приходило, что ты начинаешь взрослеть!
Он снова посмотрел на нее — долгим взглядом, в котором появилось какое-то не знакомое Сигрид выражение.
С внезапной горячностью он произнес:
— Ты должны уяснить себе, девочка, что так не годится вести себя! Это просто сумасбродство дразнить Эрика! Надеюсь, что тебя это, с помощью богов, чему-нибудь да научило! — Он замолчал, но потом произнес с расстановкой: — Но я боюсь, что ты уже не исправишься… — Почесав в затылке, он многозначительно добавил: — Должен признать, что-то я упустил в твоем воспитании.
Сигрид испуганно слушала его, раньше он никогда так не разговаривал. Ей не хотелось, чтобы с ней так говорили, у нее было предчувствие, что этот разговор приведет к повороту в их отношениях.
— Что ты думаешь сделать с Эриком?
— С Эриком? — Он нахмурил брови, вид у него был растерянный. — Да, как же нам, во имя богов и духов, поступить с ним?
Немного подумав, он заявил:
—Лично мне его присутствие здесь кажется нежелательным, так что пусть убирается из Бьяркея!
Сидя на земле, Сигрид чуть не вскрикнула.
Он протянул ей золотую цепочку.
— Лучше сохрани ее! — сказал он и тут же добавил: — Сигрид, тебе пора замуж!
Это было так неожиданно, что она не нашла, что ответить. Потом она досадовала на себя за то, что ничего толком ему не ответила, а только уставилась на него и, заикаясь, произнесла:
— 3-з-за кого?..
— Честно говоря, я пообещал тебя одному человеку из Трондхейма, — сказал Турир. — Его зовут Эльвир Грьетгардссон из Эгга. Он намного старше тебя, но, мне кажется, это не повредит. Я сказал ему, что ты еще слишком молода, так что пусть подождет годик-другой, но…
На этот раз Сигрид обрела дар речи.
— Вот уж не думала, что ты, Турир Собака, захочешь просватать меня за старого бонда!
Турир рассмеялся.
— Я предлагаю тебе лучшего жениха от Довра до…
— До Бьяркея? — с издевкой вставила она. Турир сам был не женат, поэтому ему и хотелось подобрать ей жениха.
— До Бьяркея, — спокойно продолжал он. — Мы с Эльвиром были летом в Англии, а на обратном пути я заехал к нему в Эгга. Нечасто увидишь такой двор, такой достаток. Он друг и родственник ярла[4] Ладе, да и сам уважаемый человек. Я не думаю, что Эльвир просит девушку дважды!
Он снова засмеялся, потом продолжал:
— Я вернулся домой, чтобы охранять твое девичество от поползновений моих дружинников и подготовить тебя к свадьбе с главным жрецом храма в Мэрине, самым могущественным, после ярла, хёвдингом во всем Трёнделаге. А ты хнычешь и жалуешься, что я выдаю тебя замуж за старого бонда!
Он весь затрясся от смеха.
— Но я не принуждаю тебя выходить за него, — он искоса, дразня взглянул на нее. — Если ты хочешь войти в дом Эрика, к его отцу и матери, в качестве молодой жены…
Сигрид сделала вид, что не слышит его последних слов. Она засыпала его вопросами. Как выглядит Эльвир? Сколько ему лет? Храбрый ли он? Не вдовец ли? Как выглядит Эгга? Но Турир закрыл руками уши и перебил ее.
— Успокойся, — сказал он, — у меня в голове гудит от твоих слов! К тому же я совершенно не выспался. Обещаю тебе ответить на все вопросы, но теперь оставь меня в покое!
