— Я хочу взглянуть на тебя, — прошептал он. Розамонд неудержимо покраснела, когда его жадный взор впился в нее.
Фиалковые глаза были обрамлены густыми золотистыми ресницами, которые отбрасывали дрожащие тени на высокие скулы. Губы припухли от поцелуев и казались еще более чувственными и соблазнительными. Длинные волосы спутались после вынужденного купания. Груди, округлые и полные, напоминали Роду сочные фрукты, так и просившиеся в рот.
Он взял в ладонь упругое нежное полушарие, погладил с трепетным благоговением, надавил большим пальцем на розовую маковку, превращая ее в твердый драгоценный камешек. Второй груди он уделил еще больше внимания и, не в силах устоять, припал губами к горошинке соска. Розамонд задохнулась от неожиданности. Белоснежные холмики тяжело вздымались под его нетерпеливым ртом.
Когда его пальцы скользнули по животу до того места, где рысий мех перепутался с золотистыми завитками, Розамонд, как он и ожидал, что-то протестующе воскликнула. Но Род не подумал отстраниться.
— В том, что мы делаем, нет ничего плохого, Розочка, — жарким шепотом убеждал он. — Это лишь любовная игра. Обещаю, ты по-прежнему останешься девушкой и никак себя не опозоришь.
Мысли Розамонд путались, но она все же пыталась понять, можно ли ему довериться. Она вручила этому человеку свою жизнь, и только его сила и решимость спасли ее, но что, если ее добродетель навеки погибнет? И, что еще важнее, может ли она положиться на собственную стойкость? Сегодняшняя ночь принесла ей не испытанные доселе наслаждения, усилившиеся сознанием их запретности. Или она старается вознаградить Рода за спасение? А что, если просто стремится узнать тайну отношений между мужчиной и женщиной, о которой столько слышала?
Род сорвал покрывало, отбросил и словно завороженный уставился на воплощение женской прелести.
— Ты само совершенство, Розамонд! Совсем как та лилия из «Песни песней». — Приникнув губами к ее пупку, он продолжал восхищаться ею: — Я все время представляю, как эти стройные ноги обовьются вокруг меня, когда мы станем любить друг друга… Только не сегодня, сердце мое, обещаю.
И Розамонд, нежась под этим зеленым сиянием, внезапно ощутила себя красавицей. Ей, не привыкшей к безраздельному вниманию мужчин, такие комплименты казались более чем лестными. Ей смертельно хотелось протянуть руку и погладить рельефные мышцы его плеч и груди, обвести пальчиком плоские соски, потеребить жесткую поросль волос. Но она сдержалась, понимая, что возбуждать его опасно. Когда Род погладил высокий холмик внизу живота, Розамонд ахнула и изогнулась всем телом.
— Нет!
Он мгновенно отстранился и, взяв Розамонд за руку, притянул ее пальцы к тому месту, которое она всегда считала запретным.
— Насладись ощущениями, проникнись собственным наслаждением, милая, — прошептал он, прижимая подушечки ее пальцев к чувствительной точке между складками душистой плоти.
Легкий стон подсказал Роду, что она впервые захвачена водоворотом чувственности. Нагнув голову, он впился в ее губы, проник языком в рот. Ритмы движений языка и пальцев слились в единое целое, и он почти сразу почувствовал, как ее лоно увлажнилось. Роджер не спешил, медленно, уверенно обводя набухшую изюминку, не ускоряя темпа, хотя и знал, что именно этого жаждут женщины. Но чем неспешнее ласки, тем дольше и острее удовольствие.
В самом средоточии ее женственности разлилось жаркое напряжение, языки огня метнулись к животу, захватили мгновенно затвердевшие груди. Обжигающие нити поднимались все выше и выше, пока она не рухнула с невероятной высоты, разлетевшись на миллионы восхитительных осколков экстаза.
Род отнял руку и, сжав ее венерин холмик, сильно надавил, пережидая долгие моменты, пока она трепетала. И только после этого он сжал ее в объятиях и крепко держал, чтобы она могла насладиться каждым мгновением их близости. Но сам он изнывал от сладострастия. Слишком долго ему пришлось сдерживаться, и теперь буйная страсть грозила вырваться наружу и смести остатки благоразумия. Он жаждал оседлать ее, вонзиться в шелковистые ножны и укротить эту женщину, чтобы сделать своей навсегда.
Потребность была столь велика, что Род вздрогнул. Если он сейчас же не получит разрядки, значит, возьмет Розамонд силой!
Как мог осторожно, он взял ее руку и, не выпуская, помог обхватить мраморно-твердую плоть. Уже через несколько секунд он глухо застонал, извергая семя, и поспешно набросил на себя мягкую простыню. Как жаль, что он не может излиться в нее! Но это удовольствие подождет того момента, когда она станет его законной женой.
Розамонд приникла лицом к его плечу, стесняясь и одновременно испытывая странную радость от того, что они разделили.
— Прости, Розамонд, — обронил он, опустошенный и все же неудовлетворенный, не утоливший желания. — И пожалуйста, поверь, я сделал это не только ради своего блага, но и для тебя.
Проснувшись, она увидела, что сэра Роджера нет рядом. В дверь осторожно постучали, и Розамонд, поспешно осмотревшись, увидела на полу длинный халат из серого бархата. Пришлось встать с кровати, прикрыть наготу и только потом впустить стучавших. Ими оказались двое слуг, вкативших самую поразительную ванну, какую ей приходилось видеть. Вырезанная из дерева в форме корабля викингов, она была выкрашена ярко-красной краской, на носу возвышалась фигура дракона.
Позади шествовал Берк с серебряной корзиной, наполненной губками, мочалками, экзотическими маслами для ванн и горшочками с мылом.
— Если вам что-то еще понадобится, госпожа, пожалуйста, дайте мне знать. У нас всего в достатке, есть и служанки, но сэр Роджер отверг мой совет позвать одну из них. Сказал, что сам поухаживает за вами.
— Вы очень добры, мастер Берк, жаль только, что вы не мой управитель, — ослепительно улыбнулась Розамонд. — Я смогу обойтись без служанки, но если вас волнуют приличия, боюсь, уже поздно.
— О, никогда, госпожа, — заверил он и, отвесив учтивый, исполненный достоинства поклон, удалился.
Розамонд покачала головой. Яснее ясного, что этому человеку можно доверить любые тайны. Де Лейберн может спать спокойно.
Солнечный свет струился в высокие окна, и Розамонд наконец получила возможность хорошенько осмотреться. Она сразу поняла, что находится в спальне Роджера и провела ночь в его массивной резной кровати. Комната была обставлена с вызывающей роскошью. Очаг сложен из серого сланца, очевидно, привезенного из Уэльса. Занавеси на окнах — из алого бархата. На мягком сером ковре вились красные персидские узоры, стены покрыты фламандскими шпалерами таких же тонов. Вдоль стен стояли сундуки, а перед окнами красовались столы черного дерева, инкрустированные красной испанской кожей. На одном столе она заметила шахматную доску с фигурами греческих богов и богинь из белого и черного мрамора. Розамонд решила, что обстановка комнаты может многое сказать о сэре Роджере де Лейберне. Несомненно, вкус у него есть, хотя и страсти к роскоши он не скрывает. Очевидно, де Лейберн умеет ценить радости жизни и любит окружать себя красивыми вещами.
Розамонд подошла к ванне и уже хотела сбросить с себя одеяние, когда в ноздри ударил непривычный аромат. Откуда это манящее благоухание?
В углу стояла серебряная ваза, наполненная алыми цветами, но у них был другой запах. Розамонд понюхала руку. Интересно, так пахло одеяние или кожа де Лейберна? Необычно и пробуждает непристойные мысли. Воспоминания о прошлой ночи.
Розамонд покраснела от смущения и поскорее опустилась в воду.
Она уже намылилась, когда дверь открылась и на пороге появился Роджер. Розамонд поспешно скрылась под водой.
— Ты не постучал! — вознегодовала она.
— Не привык стучаться в собственную спальню, — улыбнулся он. — И поскольку на тебе не осталось ни единой нитки, решил помочь.
Род явно был в шутливом настроении, и Розамонд с облегчением вздохнула, поняв, что он не собирается напоминать об их близости.
