— Нет, я не брал, — тусклым голосом сказал Горька и ковырнул ботинком лепешку грязи на крыльце. — Ты отца спрашивал?
— Да он мои книги никогда не трогает... Ладно, пойду. Вечером заглянешь?
— Как получится... — неохотно сказал Горька.
— Ну... пока.
— Пока...
Когда Журка вернулся домой, отец уже уехал. На душе было противно, будто в чем-то очень виноват. А в чем? Он ничего Горьке не сказал такого. Только спросил...
Журка еще раз обшарил полки. Потом сунул в портфель «Олаудаха» и в самом скверном настроении пошел к Иринке. Иринка сразу спросила:
— Что случилось?
Журка рассказал. Сначала о пропаже, потом, краснея и злясь на себя, о разговоре с Горькой.
Иринка досадливо молчала.
— Теперь он, наверно, думает, что я... ну, будто думаю, что это он, — пробормотал Журка.
— Потому что ты и на самом деле так думаешь, — тихо сказала Иринка.
Журка отчаянно замотал головой, будто отгонял мошкару. Потом проговорил с жалобным отчаянием:
— Я наверно не думаю... Но тогда кто?
— Вообще-то он мог, по-моему, — задумчиво сказала Иринка. Спокойно так. В этом спокойствии было что-то обидное. Журка опять рассердился — и на Иринку, и на себя:
— Почему ты так решила?
— Это ты решил... Ты, наверно, вспомнил ту историю с бутылкой...
— И не думал даже! — воскликнул Журка, и это была правда.
— Вообще у Горьки характер такой... — все так же задумчиво продолжала Иринка.
— Какой?
— Ну... изворотливый. То лишний компот в столовой прихватит, то чужую макулатуру на субботнике... Да ты не думай, я к нему все равно хорошо отношусь. Мне его почему-то жалко...
«Мне иногда тоже,» — вдруг понял Журка. А Иринка уверенно проговорила:
— Но у тебя он ничего взять не мог.
— Почему? — пробормотал Журка. Не ради спора, а машинально.
— Ты для него лучший друг, — рассудительно произнесла она. — Тебя он никогда не обманет.
В этих словах Журка почуял укор и сказал тихо, но отчаянно:
— Лучше бы этой книги никогда не было...
Они отдали Игорю Дмитриевичу «Олаудаха» — чтобы почитал и подумал насчет рисунков — и хмуро сели делать уроки. Уроков задали целую кучу.
Примеры у Журки не решались, английский рассказ не переводился, и он сердито скатывал задания у Иринки. Она вздыхала и не спорила. А Журка машинально водил ручкой в тетради и думал все о том же: о книжке и о Горьке. Главным образом о Горьке. О том, что теперь между ними будет тягостная неясность.
С этими грустными мыслями Журка вернулся домой. Папа смотрел хоккейный матч. Не отрываясь от экрана, сказал:
— Гуляешь все. Я тут совсем задубел в одиночестве. Зеркало вон привез, а помочь разгрузить некогда...
Журка мельком глянул на высокое новое зеркало, стоявшее между дверью и платяным шкафом. Потом подошел к отцу, нагнулся, положил подбородок на его плечо. Виновато объяснил:
— Знаешь, сколько назадавали. Мы с Иринкой три часа сидели. Вдвоем-то легче...
— Ну-ну... — вздохнул отец и, нагнувшись, придвинулся к экрану. Там суетливо бегали маленькие фигурки с клюшками.
— Дружок твой приходил, книжки какие-то принес...
Журка вздрогнул, кинулся в свою комнату. Три книги лежали на столе. «Волшебник Изумрудного города», «Сын полка» и «Всадник без головы». «Всадника» Горька ни за что не сумел бы прочитать со вчерашнего вечера. Значит, принес — будто сказал: «Вот все, что у меня было. Забирай, и ничего мне от тебя не надо...»
Ох, и тошно стало Журке. Лучше всего было бы немедленно побежать к Горьке, вызвать на крыльцо и сказать:
«Не хотел я тебя обижать, просто получилось так по-дурацки! Ну, прости, Горька. Я ни секундочки не думал, что это ты!»
Но... если не он, тогда кто?
Когда человеку плохо, он порой забывает, что кому-то может быть еще хуже.
Хуже было Горьке. Он сразу понял, что его непрочной дружбе с Журкой пришел конец. Потому что какой бы он, Горька, ни был, а своя гордость у него есть. Не будет он ни оправдываться перед Журкой, ни объяснять, ни доказывать. И подходить к нему не будет. И разговаривать с ним... Хотя разговаривать можно, если по делу. Но больше никогда-никогда он не придет вечером к Журке.
Нет, он не сердился и даже не обижался на Журку. Не мог. Журка — это все равно Журка. И было только очень тоскливо, что дружить с ним больше нельзя. Журка-то, конечно, ничего больше не скажет, будет делать вид, что все как раньше. Но разве станешь набиваться в друзья, когда тебя считают вором!
С застывшими внутри слезами Горька собрал Журкины книги и понес ему, чтобы тихо, но твердо сказать: «Вот все, что у меня было. Прощай, будь здоров».
Но Журки дома не оказалось, и Горька с тем же застывшим в горле комком спустился во двор и вышел на улицу. Было пасмурно и слякотно. Горька шел мимо сырых заборов и думал о несправедливости: какой-то человек взял у Журки книгу, а он, Горька, потерял из-за этого самую большую радость — Журкину дружбу.
Кто же это? И зачем ему книга? Скорее всего, ради денег... Значит, он ее постарается продать? А где? Не на толкучке же! Кому там нужно хитрое морское сочинение с цифрами и таблицами! Его может купить лишь какой-нибудь редкий любитель...
Горька знал, что в некоторых книжных магазинах покупают старые книги: если тебе книга не нужна, можешь прийти, сдать ее за деньги, и в том же магазине ее продадут кому-нибудь другому. Об этом даже по радио объявляли.
И Горька, которого многие считали изворотливым и боязливым, поступил очень просто и смело. Он поехал в центральный книжный магазин, прошел по отделам, увидел среди продавщиц девушку помоложе и подобрее остальных, осторожно окликнул ее («Тетенька, товарищ продавец...») и сказал:
— Можно с вами посоветоваться? Помогите мне, пожалуйста...
Он объяснил, что у его товарища... то есть у одного знакомого мальчика, украли старинную книгу. В какой магазин ее скорее всего понесут?
Продавщица оказалась доброй не только на вид. Она Горьку внимательно выслушала, расспросила, что за книга, позвала еще одну девушку, и они вдвоем решили, что пропажу надо искать в «Антикваре». Это специальный магазин для редких книг. У человека, который их сдает, спрашивают паспорт и все данные записывают в особый журнал. Поэтому нетрудно узнать, кто принес книгу на продажу...
Горька сказал «большое спасибо», вышел и задумался. «Антиквар» был далеко, на улице Герцена, у кинотеатра «Современник». Уже вечерело, и сеяла водяная пыль. К тому же Горька засомневался: едва ли книгу стащили из-за денег. Почему тогда с той же полки не взяли «Мушкетеров» или «Робинзона»? Ясно, что ехать в «Антиквар» незачем. Да и денег на билет не осталось, а связываться с контролерами — дело опасное. Хорошо, если просто вышибут из троллейбуса. А если потащат в детскую
