Чудовище (сборник)

И наблюдали иногда математика склонившимся над необыкновенного вида книгой. (Как чемодан! – отзывались потом о размерах ее юные соглядатаи.) Так вот, они замечали, когда переворачивал Альфий толстые ветхие страницы: листается эта книжища не справа налево вовсе, как все нормальные, а слева направо, наоборот. Причем истрепанные листы ее испещрены все зловещего вида знаками…

Учитель не предпринимал ничего, чтобы остановить слухи о своем причастии чернокнижию. Но это мало сказать. Такой предусмотрительный человек обязательно побеспокоился бы о том, чтобы задернуть шторы плотнее… если бы ему это действительно было нужно.

По-видимому, Альфию желательно было как раз обратное. Чтобы о персоне его расходился зловещий шепот – как медленные широкие круги по болотной темной воде… Есть люди, способные употреблять на пользу для своих дел практически вообще любое. (Темперамент утилизатора отходов.) И, может быть, как раз на бытовании сомнительной славы о себе Альфий не в последнюю очередь и строил свой план.

13

Он был упорен в достижении своих целей, Альфий… Он предложил Суэни жить с ним. И сделал это он вскоре – и даже вскоре весьма – по смерти своего друга, ее любовника.

Учитель математики получил отказ. Воспоминания девушки были еще сильны, и не могла она представить около себя иного мужчину – только художника. Но Альфий не отступил, конечно…

И вот однажды они беседовали на берегу моря, Суэни и математик, и все о том же. И вдруг учитель прикоснулся к ее руке и сразу же затем немедленно указал пальцем в неистовствующий прибой.

И Суэни увидела: на несколько секунд из волны, откатывающей от берега, вырос гигантский краб.

Она вскрикнула. И тут же непроизвольно прижалась к Альфию. Тогда учитель положил ей руку на плечо. Крепко. Властно. И вот он заговорил, неотступно глядя в ее расширившиеся зрачки:

– Все эти микросхемы и физраствор – глупости. Я выдумал их специально ради тупоголовых судий. Конечно же, боа ама – Хозяин Берега – существует. Ему давали приношения твои предки. Ведь они знали жизнь… Давали, потому что они были не дураки, верно? Боа существует. И ты увидела его только что, собственными глазами. И боа повинуется теперь МНЕ. Потому что я… очень сильный! Я знаю неотвратимые заклинания. Сопливые недоноски передо мной все ваши местечковые шаманы…

– Тебе противны мои объятия? – продолжал, усмехаясь, Альфий. – Не торопись. Подумай. Приятнее ли тебе будут ласки… зубчатых лап? Я всё могу приказать е м у…

И Суэни верила. Духи океана и берега, тумана и ветра были реальными существами для поколений родичей. Конечно, наступило иное время, и блекли старые сказки. Но, тем не менее, в тайном детском уголке сердца неизменно стерег изначальный страх. Струился благоговейный трепет…

Продуманные слова учителя били в цель.

Через неделю девушка покинула отчий дом.

Кошмар, что показался на миг в отступающей волне, не оставил выбора. Та вселенная, которой неотделимою каплей полагала Суэни и свою душу, вся строилась по законам силы. И не так важно – общеизвестной обыденной или же непонятной потусторонней. И в этой вселенной женщина веками призвана была – покоряться.

Правда, общение с Велемиром заронило в душу Суэни иные зерна. И более жизнеспособные, может быть, нежели она сама могла знать.

Учитель вызывал отвращение… Молодая женщина постепенно открывала для себя истину, которую успевают сполна прочувствовать на земле немногие. Принуждение обстоятельств, пусть даже и помноженное на время, не в состоянии породить любовь. Ни даже создать хоть что-то, ее отдаленно напоминающее.

Надежд у Суэни не было. Она едва ли вообще понимала, как это можно – стремиться изменить что- либо… И тем не менее она иногда отказывала вдруг в ласках Альфию. В часы, когда совершенно уже была не в силах противиться тоске сердца.

Учитель все равно всегда добивался, чего хотел. Запугивая чудовищем. Рассказывая про неотвратимое и безжалостное могущество тайной силы… Душа Суэни слабела, сжигаемая попеременно то страхом, то отвращением. И некогда приветливый взгляд ее темных глаз оказывался теперь все чаще пустым, а покорность – полной.

Лишь этого и вожделел Альфий: полноты рабства.

Он мог бы торжествовать.

Мог бы. Но не родился на земле такой человек, который бы оказался способен предусмотреть все.

Материалисты будут смеяться, но… страшную сказку нельзя рассказывать безнаказанно. По крайней мере – долгое время.

Истины подобного рода не имеют большого числа сторонников. Потому что: приобретающие подобный опыт не имеют желания, а чаще всего – возможности поделиться им.

Сей факт неплохо передавала местная поговорка, бытующая в поселке: узнавший вкус воды у самого дна болота – о нем уже не расскажет.

Прагматики – а к этой категории несомненно по праву принадлежал Альфий – полагают, что страшная сказка представляет собой орудие. Инструмент. Предмет.

Они не ведают и не верят в то, что она живая. А между тем она такова и есть. И страшная сказка – мстит. Хотя бы вот за такое прагматическое (и пренебрежительное – с ее точки зрения) отношение к себе.

Особенность колдуна, который повторяет жуткое слишком часто. И – вкладывая в свои слова убеждающую уверенность. Ее не просто приметить, эту особенность, но она характерная. Это… я бы сказал… трепетная напряженность глаз.

И делается колдун, словно человек, что прежде вольно ходил во тьме, а затем почувствовал: здесь не