из квартиры. Купить пару хот-догов, что ли?
Я фыркнул. Привычный уклад жизни — есть, что подешевле, лишь бы насытиться — никак не хотел сдавать свои позиции. При таких деньгах — и хот-доги? Нет, дорогой мой, раба из себя надо выдавливать, как сказал кто-то из классиков. Уж и не помню точно, классиков литературы или марксизма-ленинизма, но сказал он верно. А посему и в ресторан завалиться не грех — артишоков заказать, да под коньячок... Никогда не ел артишоков, в глаза их не видел, но почему бы сегодня не посибаритствовать? Как ни крути, а завтра придется корячиться у верстака — выбор-то сделан. Как сказал Цезарь, жребий брошен, Рубикон перейден. Не знаю, насколько сладка жизнь на другом берегу Рубикона, но с пачкой долларов в кармане попробовать стоило.
В последний раз в ресторане я бывал еще во времена студенчества и, честно сказать, сейчас не знал, где в городе находится хоть один ресторан. Зрительная память очень хитрая штука — если не можешь себе чего-то позволить, то напрочь этого не замечаешь. Я немного подумал и направился к центру города, где недавно возвели пятизвездочную гостиницу «Central». He знаю, какому англоману пришло в голову столь многозначительное для русского уха название, быть может, мэр Полищук ностальгировал по бурной юности? Как бы там ни было, но теперь каждый депутат и бизнесмен, посетивший наш город, может с гордостью заявлять, что какое-то время провел в российском Централе. Ну и черт с ними, с нашими бизнесменами и их ностальгией! Для меня главное, что при гостинице обязательно должен быть не просто хороший ресторан, а шикарный. Гулять так гулять! По-русски. Как перед смертью.
Я прошел по улице Академика Амосова и свернул на проспект Победы. Еще два квартала — и гостиница.
Обогнав меня, у обочины притормозил черный микроавтобус с тонированными стеклами. Дверца приоткрылась, из салона выглянул крепкий парень и позвал:
— Молодой человек!
— Вы ко мне обращаетесь? — удивился я, недоуменно оглядываясь.
— К вам, к вам. Не подскажете, как проехать на бульвар Пушкина?
— Спасибо за молодого человека, — улыбнулся я, подошел ближе и нагнулся. — На первом же перекрестке, — указал рукой, — свернете направо, а затем...
Закончить я не успел. Кто-то толкнул меня в спину, пассажир схватил за куртку, и я в мгновение ока очутился в салоне микроавтобуса на полу лицом вниз.
— Не вздумай орать! — предупредил пассажир Он уже сидел на мне верхом и, заломив за спину руки, застегивал на запястьях наручники.
Не то что орать, дышать у меня не получалось — от неожиданного нападения перехватило горло.
Мне набросили на голову матерчатый мешок, и машина сорвалась с места.
— Не лучше ли ему рот лентой заклеить? — спросил еще кто-то.
Меня подняли с пола и усадили в кресло.
— Не стоит. Он мужик сообразительный... Так ведь?
Сквозь ткань мешка я почувствовал на щеке чье-то дыхание. Горло все еще не отпускало, и я кивнул. Ни черта себе, артишоков отведал! Под коньячок...
— Мы сейчас лучше сделаем...
Я почувствовал, как мне закатывают рукав, попытался воспротивиться и замычал.
— Не сопротивляйся, могу вену проткнуть!
Игла вошла в руку, и я прекратил дергаться.
— Так-то лучше...
— Чего он мычит? Язык со страху проглотил? Посмотри, он не обмочился?
Сознание начало затуманиваться, темнота перед глазами бешено завертелась сужающейся воронкой.
— Ты интересуешься, ты и щупай... — донеслось, как сквозь вату в ушах, и я выпал из реальности.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Голова болела, как с похмелья, во рту было сухо, глаза открывать не хотелось. Я свесил руку, на ощупь попытался найти бутылку с водой, которую ставил у тахты на ночь с перепою, но ничего не обнаружил. Где же это я вчера так, что и воду забыл поставить, и свет... свет не выключил? Так режет глаза сквозь закрытые веки... Стоп, откуда такой яркий свет? У меня в комнате одна лампочка в люстре, да и та, ради экономии, маломощная. Вечный полумрак.
Прикрыв глаза ладонью, разлепил веки. Лежал я не на своей тахте, а на кровати в незнакомой комнате с побеленными стенами, в чужом свитере и чужих джинсах. Застонав, я сел и, по-прежнему прикрывая глаза ладонью от яркого света, огляделся.
Комната была небольшой — два на три метра — но с высоким потолком, откуда лился нестерпимо яркий свет. В стене у изголовья кровати на высоте метров двух располагалось маленькое окошко, напротив находилась железная дверь, рядом с ней умывальник. Из этой стены на разных уровнях выступали две белые полочки. Одна полочка побольше и повыше — столик, вторая поменьше и пониже — стул. Черт побери, где я? С кем вчера так напился?
Проковыляв к умывальнику, я открыл кран и, приложившись к нему, принялся жадно пить ледяную воду, пока не заломило зубы. Сухость во рту удалось снять, но ясность мысли не наступила. На полочке умывальника лежало мыло, из стаканчика торчали тюбик зубной пасты и щетка, рядом висело полотенце. Все принадлежности новые, ни разу не использованные. Да где же я, в конце-то концов?!
Снова открыл кран, сунул под него голову, умылся и принялся растираться полотенцем. Ледяная вода сняла головную боль, и сознание начало потихоньку проясняться.
Комната чрезвычайно напоминала тюремную камеру, только чистую и ухоженную по европейским
