ножом.
— У-а-а! — по-звериному взвыл налетчик и безвольно повис на вытянутой руке, потеряв сознание.
— Протоплазма… — раздумчиво произнесла Рыжая Харя, мерно пережевывая и хрустя лезвием ножа. — Активная протоплазма. Люблю активную протоплазму…
От дикой сцены волосы у меня на голове встали дыбом, и все же сознание где-то на периферии отстраненно отметило, что эту фразу я уже когда-то слышал. Или читал.
За спиной раздался крик ужаса, и я резко обернулся. Бросив цепь и отшвырнув от себя потерявшую сознание Люсю, второй налетчик в панике бежал по улице, не разбирая дороги.
И я не стал ждать финала. Подскочил к неподвижно лежащей девушке, подхватил ее на руки и устремился прочь в другую сторону. Но уши себе заткнуть не смог. Никогда со мной ничего подобного не происходило, но почему-то я точно знал, что там, за спиной, сейчас делается. И слышал. Вначале раздалось быстрое, весьма характерное чавканье, а затем приглушенно запиликал, именно запиликал, а не заиграл, похоронный марш. Патефонно шепеляво, в ритме собачьего вальса.
Я не Геракл, и конституция у меня весьма скромная. При нормальных обстоятельствах в лучшем случае девушку метров десять на руках бы пронес, но не более. А тут пробежал метров пятьдесят до пустынной троллейбусной остановки, где и рухнул со своей бесчувственной ношей на скамейку. Точнее, на остатки скамейки — две узкие поперечины, лежавшие на бетонных боковинах. Одна поперечина была вместо сиденья, вторая — вместо спинки.
Рухнул и чуть не уронил Люсю. Как в этот момент я понимал безумный аллюр Аристотеля…
Немного отдышавшись, я попытался привести девушку в сознание. Ничего не получилось — скорее всего, потому, что не знал, как это делается. Осторожно похлопал по левой щеке (по правой побоялся — на ней расплывался огромный синяк), но это ни к чему не привело. Тело девушки было настолько расслабленным, что съезжало с колен, голова запрокидывалась, и я никак не мог устроить Люсю поудобнее. Наконец нашел выход: положил тело поперек колен, а голову — на сгиб локтя. Ноги свесились, разорванная юбка задралась, оголив белые трусики. Будем считать, что легко отделалась — синяк под глазом, разорванная юбка, глубокий обморок. Если, конечно, это потом не отразится на психике.
Я тяжело вздохнул. Ну и что делать дальше? Сидеть, ждать троллейбуса? Бесполезно. Пусть девушка очнется, а там видно будет. При мысли, что придется пешком пробираться по Хацапетовке, мороз пробежал по коже.
Как я ни старался не смотреть в сторону переулка, где произошли жуткие события, а все же не удержался и бросил мимолетный взгляд. Мне показалось, что на месте происшествия белеет что-то знакомое, точнее, даже не белеет, а в свете луны призрачно светится. Но видение было настолько кошмарным, что я не захотел в него верить,
Тишина в Хацапетовке стояла мертвая. Невероятно, но после душераздирающих криков на ночной улице ни в одном окне не загорелся свет, и ни один обыватель хотя бы из любопытства не поинтересовался, что происходит. Насколько же надо запугать население, чтобы никто даже не пытался вызвать милицию…
Внезапно со стороны магистральной улицы, над которой был провешен троллей, донесся звук приближающегося на большой скорости автомобиля. На душе у меня потеплело. Как нехорошо я все-таки думал о местных жителях. Рискнул кто-то, не побоялся позвонить ментам.
Однако, когда, слепя фарами, на пятачок конечной остановки вынеслась легковая машина, я с горечью отметил, что никакая это не милиция, а такси. И оно, естественно, нас не подберет…
К моему изумлению, машина подкатила к скамейке и резко затормозила. Передняя дверца открылась, и из салона степенно выбралась Рыжая Харя, уменьшенная до полутора метров.
Меня передернуло, но я тут же взял себя в руки. Мне-то чего ее бояться? Пусть другие боятся.
Рыжая Харя шаркнула нижней конечностью, оставив когтями глубокие борозды на асфальте, и в полупоклоне распахнула заднюю дверцу.
— Прошу, — елейным голосом предложила она, обнажив в улыбке клыки. Против ожидания чистые, без следов крови.
Я с трудом поднялся, донес Люсю до машины и, кое-как усадив ее, забрался сам.
— Ты с нами не поедешь, — буркнул я Рыжей Харе.
— Ах, ах, ах! — фиглярничая, проворковала она. — Я в таком расстройстве…
Я глянул на нее исподлобья и раздраженно захлопнул дверцу.
Тогда Рыжая Харя наклонилась и подала в открытое окно Люсину сумочку и пачку долларов, которые налетчик с ножом успел выгрести из моих карманов.
— Граждане пассажиры, — проговорила Рыжая Харя голосом вокзального репродуктора, — не забывайте свои вещи и не оставляйте их без присмотра.
— Да пошла ты!.. — не выдержал я.
— Сейчас пойду, — нормальным тоном согласилась Рыжая Харя и протянула мне беленькую горошину. — Если хочешь, чтобы с твоей подругой было все нормально, потри ей виски, а затем дай понюхать. — Она повернула голову к шоферу и приказала: — Шеф, жми на Островского, дом четыре!
И шеф «выжал» с места так, что меня вдавило в сиденье. Я невольно обратил внимание на водителя. Он сидел неподвижно, как манекен, а его глаза в зеркальце заднего вида казались двумя плошками. Тоже один из моих «бесов», или это Рыжая Харя произвела на обыкновенного смертного столь неизгладимое впечатление?
Снадобьям Рыжей Хари стоило верить — на себе убедился, — потому, почувствовав, что белая горошина начинает таять, я натер девушке виски. И правильно сделал, так как горошина тут же полностью испарилась.
— А куда это мы едем — Островского, четыре? — наконец сообразил спросить я.
Шофер не ответил, молча, как автомат, управляя машиной на сумасшедшей скорости. И в глазах- плошках ничего не мигнуло, будто не к нему обращался.
Зато Люся глубоко вдохнула и открыла глаза.
— Это мой дом. Я там живу.
Что меня больше всего поразило, произнесла это спокойным, будничным голосом, словно в переулке у травматологической больницы ничего не случилось.
Глава 7
Четвертый дом на улице Островского оказался одной из тех самых типовых панельных, пятиэтажек, миллионы которых были понастроены в шестидесятые годы по всей стране и вполне заслуженно именовались «хрущобами» из-за чрезвычайно тесных комнатушек. Точно в таком доме жил и я. Шофер въехал во двор и остановился у крайнего подъезда. Я помог Люсе выбраться из машины, затем склонился к водителю.
— Спасибо, — сказал я застывшему манекену за рулем. — Сколько с меня?
Вместо ответа он рванул с места так, что меня чуть не прихлопнуло дверцей. При выезде со двора машину занесло, и я услышал из открытого окна такси отборный мат. Типа того, каким извращенным способом я, преждевременно рожденный сын чрезвычайно порочной самки из отряда собачьих, должен был свои, испражненные вместе с человеческими миазмами деньги дефлорировать в Рыжую Харю. Все-таки шофер оказался не зомби, а обыкновенным русским человеком. И реагировал на трансцендентные шуточки в соответствии с менталитетом.
— Вот ты и дома. — Я протянул Люсе сумочку.
— Что? — переспросила она, безуспешно пытаясь непослушными пальцами привести в порядок разорванную юбку. Получалось у нее плохо: движения были заторможенные и неуклюжие. Не столь уж чудодейственным средством оказалось снадобье Рыжей Хари. Ничем не лучше транквилизатора.
Люся шагнула к подъезду, пошатнулась, я поддержал ее под локоть.
— В какой квартире живешь?
Она посмотрела на меня долгим взглядом, пытаясь осмыслить сказанное мною.
— Восьмая, второй этаж…
Честное слово, таскать шкафы по лестничным пролетам проще, чем вести девушку в полубессознательном состоянии. Хотя, не скрою, обнимать за талию податливое тело было приятно.
Самостоятельно открыть дверь она тоже оказалась не в состоянии. Я нашел в сумочке ключи, открыл
