называемых боях без правил. Как инструктор получал не много, как гладиатор зарабатывал очень даже ничего. Жил себе я жил, никого не трогал, да вот незадача – злые дяди размечтались попользовать гладиатора Семена Андреевича Ступина в качестве террориста. И так они меня убедительно уговаривали, так интриговали, такие деньги сулили, что я, честное слово, обиделся. Не терплю, когда меня держат за придурка. В общем, дал я себя уговорить, а потом всех, кто меня уговаривал, вместе с их многочисленными приспешниками и наймитами взял да и наказал. Устроил маленькую войну, в итоге которой потери противника составили человек двести без малого, а я лишился всего-навсего своей биографии. Номинально Семен Андреевич Ступин умер. Погиб на глазах у нескольких десятков милиционеров. Грохнулся на машине с Бережковской набережной в воды Москвы-реки и утонул. Между тем фактически Семен Андреевич, то бишь я, и сейчас живее всех живых, и цель моя ближайшая проста и незамысловата, как обелиск. Очень мне хочется как можно скорей зажить прежней, нормальной человеческой жизнью. Снова иметь квартиру, работу, друзей, любимую девушку… Разумеется, придется начинать с нуля, под чужой фамилией, с чужим прошлым. Но прежде всего нужно выжить.
Погиб-то я, конечно, погиб, причем, как выше было отмечено, погиб принародно, вот только труп мой, к сожалению, не найден, а это настораживает. И негодяев, которым я сорвал прекрасно спланированный далеко за рубежами СНГ террористический акт, и господ из ФСБ (еще бы, какой-то безвестный Ступин С. А. сорвал прекрасно спланированный террористический акт). Ну и до кучи, в милицейском ведомстве я прохожу, наверное, сразу статьям по десяти. Ищут меня, нутром чую, ищут! Причем все сразу, очень упорно и скрупулезно. Но не там ищут. Из Москвы я не бежал, пластической операции не делал, в подполье не скрываюсь. Просто ушел на дно. Опустился, в социальном смысле этого слова. Красиво выражаясь – деклассировался. И существую максимально открыто, по возможности честно, во всем своем нынешнем мерзопакостном виде. Я не мылся уже месяца четыре. Оброс, извините, завшивел, благоухаю ядреной смесью аммиака и перегара. Мой бутик – помойка, мой обеденный стол – урна, мое жилище – подвал, чердак, коллектор. И еще – изо рта у меня пахнет гнилым больным зубом, а на щеке растет чирей, наверное, от грязи. Ну кому из облеченных властью господ придет в голову брать, например, отпечатки пальцев у подобного мне типа. Даже у помешавшегося на дешевом детективном чтиве выпускника милицейской учебки я не вызову подозрений, только презрение и брезгливость. И криминальные элементы я не интересую, для них я «чмо», недочеловек. Об меня западло пачкать ножик, на меня жалко тратить пулю.
Помимо прочего, статус бомжа – отличный плацдарм для будущей новой добропорядочной жизни под чужой личиной. Московские бездомные давно уже приняли меня за своего. Спросить какого-нибудь Вальку Ханурика с Белорусского вокзала или Битюка с Павелецкого, как долго они знают Десанта, и вам ответят – лет пять, не меньше. Я вписался в московскую клоаку органично и естественно. Я не ряжусь под нищего, не лицедействую. Я живу точно так же, как и они. Я стал своим. Своим в доску. Пью все, что горит, запойно и с удовольствием. Забыл, что такое брезгливость. Не обращаю внимания на оскорбления и презрительные взгляды прохожих. Иногда выхожу на паперть, стою с протянутой рукой, прошу милостыню.
Прокол в образе случился лишь однажды, примерно три месяца назад, в середине января.
Было холодно, шел снег, и уже два дня мы с Бородой голодали, а главное, не выпивали. Как сейчас помню, подходит к нам на задворках Ленинградского вокзала мелких размеров бандит. Все как надо – кожанка, бритый затылок, медная цепочка под золото на шее. Пацан еще, лет двадцати, не больше.
– Заработать хотите? – спросил бандюшонок.
– Чего робить треба? – откликнулся Борода.
Иногда он ни с того ни с сего переходил на украинскую мову. Дурная привычка. Из-за нее Борода однажды схлопотал в челюсть от бывшего матроса-черноморца, ныне сержанта милиции. Логика элементарная: вы, хохлы, наш Черноморский флот хотите присвоить, ну так и получай за это по рогам!
– Вагон треба разгрузить, бригаду собираю. – Бандит достал из кармана пачку сигарет, закурил, предложил нам.
Меня такая щедрость сразу же насторожила, а Борода обрадовался. Бедняга давно жил только сегодняшним днем, и не днем даже, а часом. Чего-либо планировать или предвидеть он окончательно разучился. Сейчас хорошо, и ладно, вечером помру, и хрен с ним…
– Сколько платишь? – вмешался я в разговор.
– По литру на рыло за час работы, только срочно!
Я напрягся еще больше, но виду не подал. Что-то тут не то, однако соглашаться придется. Не может бомж отказываться от литра за час.
– Где вагон-то? Куда идти, хлопчик? – оживился Борода.
– Пошли за мной, мужики, покажу.
Мы долго плутали по путям. В дороге к нам присоединилась еще одна компания из похожих персонажей – бандит и двое бомжей. Потом еще шестеро бездомных и двое бандитов. А когда мы дошли до места – закуток среди свалки железнодорожных вагонов, – я насчитал двадцать оборванцев и восемь хозяев.
В железнодорожном закоулке нас ожидал крытый автофургон с надписью «Хлеб» на борту.
– Давайте, братки, тихо и без шума полезайте в машину, – скомандовал широкоплечий рыхлый бандюга с золотыми передними зубами.
– Так ведь говорили – вагон разгружать… – вяло запротестовал Борода.
Остальные бездомные тоже почуяли наконец неладное, зашумели.
– Быстро в машину! – Золотозубый выхватил из-под полы куртки пистолет.
Газовый, отметил я про себя, не страшно.
Мне-то не страшно, а вот соплеменники перепугались, стайкой потянулись к фургону.
– А ты чего ждешь? – Бандюга больно ткнул меня рукояткой пистолета в спину.
– А я не полезу, – спокойно ответил я.
– Еще как полезешь! – ухмыльнулся «начальник» золотозубым ртом и замахнулся для следующего удара рукояткой в челюсть.
От удара я ушел, чуть присев. Кулак с пистолетом просвистел над головой. Удивиться мой обидчик не успел. Боец под шкурой бомжа проснулся после долгой дремы и уже делал свое привычное кровавое дело, рутинную работу профессионального костолома.
Золотозубого я свалил ударом в пах. Очень удобно: приседаешь на корточки, уходишь от удара в голову и синхронно выбрасываешь вперед сжатую в кулак руку. Есть, правда, одна тонкость. Нужно не просто присесть, а мгновенно расслабить ноги, так чтобы тело рухнуло вниз под собственной тяжестью. Тогда все получится, как доктор прописал.
У меня получилось. Бандюга позабыл про пистолет, согнулся в три погибели, прижал растопыренные пальцы к травмированным гениталиям. Рожу при этом скорчил презабавнейшую.
Сказал «а», говори «б», начал драку, дерись. Кстати, и в этой простецкой формуле присутствует один крайне важный нюанс – драться в общепринятом значении не нужно. Нужно бить! Разить врага наповал. Никаких компромиссов, однозначно, как в шахматной головоломке: «Белые начинают и выигрывают». В два хода.
Из глубокого приседа я выпрыгнул вверх, выбросил вперед ногу и вывел из строя еще одного бандита. Удар каблуком в подбородок – штука чувствительная. Пока мои противники не опомнились, я успел уложить еще двоих. Один получил ребром ладони по шее, другой временно потерял способность видеть – мои грязные длинные ногти чиркнули по его вылупленным поросячьим глазкам, словно тупое бритвенное лезвие.
А что бомжи? А ничего! Замерли подле автомашины, стоят, разинув пасти, моргают, как дети неразумные.
Нельзя вам, братья, садиться в эту машину. В ней смерть, я это чувствую, я это знаю! Много долгих лет старичок японец учил меня чувствовать опасность, ощущать приближение старухи с косой так же, как обычные люди чувствуют голод и жажду.
Бандитов осталось пятеро. Мой опытный глаз сразу же подметил – двое из них не бойцы, зато остальные – тертые калачи. Сразу же отступили подальше от меня. Правильно делают, им нужна свобода маневра, в куче я их быстренько уделаю.
Двоих зазевавшихся лопушков я достал просто, изящно, без излишеств. Прямой в переносицу, дуговой в висок – и готово. А вот те трое, которые тертые да бывалые, чуть было не достали меня. Взяли в круг,
