Малыши лежат в тени. Они поджали ножки и похожи на маленькие камешки.
Кажется, хищник их не заметил. Он хватает лежащее в проходе светлое перо и злобно потрясает им. Ломает, рвет, раздирает на части.
Он пытается втиснуться глубже. Зоркие желтые глаза осматривают темную нишу. Мои бело-розовые перья четко выделяются на фоне камней. Крючковатый клюв тянется изо всех сил, пытаясь схватить меня за крыло. Я вжимаюсь поглубже в стену.
Сокол неторопливо отступает. Голова исчезает.
Мы дрожим от ужаса. Зоб Черного вздрагивает, глаза округлились от страха. Хищник не оставит нас в покое. Он обязательно вернется снова.
Он знает, что мы здесь, и будет ждать.
С каменного карниза он внимательно наблюдает за входом. Точит клюв, чистит когти. Он будет ждать так до тех пор, пока голод и жажда не заставят нас покинуть укрытие. Время идет. Малыши заснули. Проголодавшись, они разбудят нас и тщетно будут засовывать свои клювики в наши пустые зобы.
Шум крыльев, соколиный писк, крики орлов.
Улетел ли наш преследователь?
Остается только ждать. Может, голодный сокол уже поймал другую птицу?
Я закрываю глаза.
Писк, трепыхание маленьких крылышек. Птенцы проснулись. Их пустые желудки снова требуют пищи.
Они подбегают к нам, подпрыгивают, втискивают клювики в наши горла, выпивают остатки пищи и слюны. Маленький клюв щекочет внутреннюю поверхность зоба, щиплет слизистую, втягивая в себя последние капли жидкости.
– Есть! – пищат дети. – Есть хотим!
Черный отворачивает голову от настырных пищащих клювиков.
Мы смотрим друг на друга, зная, что вылетать наружу нельзя, потому что малыши тут же последуют за нами.
Но, может, сокол все-таки уже улетел? Может, ему надоело так долго караулить? Я осторожно подхожу к выходу. Озираюсь по сторонам...
На близлежащих домах, на башнях и стенах не видно ни одной птицы.
Не слышно ни шума крыльев, ни щебетания, ни чириканья. Попрятались даже воробьи. Только высоко над городом проносятся темные тяжелые шеренги. Я собираюсь отступить назад и тут слышу за спиной отчаянный писк.
Это малыши проталкиваются ко мне, хотя Черный всеми силами пытается оттащить их обратно. Я поворачиваю голову, разворачиваюсь и протискиваюсь обратно. Маленькие раскрытые клювики вытягиваются ко мне с умоляющими криками:
– Есть хотим!
Прямо за моей спиной слышится шум крыльев. Он становится все громче. Я судорожно проталкиваюсь вперед. Скрежет когтей. Стук клюва по камню. Хищник промазал. Малыши отскочили в сторону. Ну почему они не прижмутся поближе к стене? Сокол уже заметил их. Он крепче вцепляется когтями в камень, чтобы поглубже просунуть голову в гнездо.
Хватает за головку самого маленького. Тащит за собой трепещущее тельце. Вытаскивает наружу.
Сильный взмах крыльями. Хищник улетел.
Зоб Черного нервно пульсирует. Мы в ужасе смотрим друг на друга. Оставшийся в гнезде малыш, как будто не понимая, что случилось, бежит к выходу. Остановить его! Задержать!
Снова слышен шум крыльев. Скрежет когтей. Взъерошенная голова с желтыми глазами заползает в гнездо. Клюв вцепляется в грудь птенца, тащит, вытягивает, забирает, уносит.
Мы долго слышим его пронзительный, отчаянный писк.
Сидим с раскрытыми клювами, с округлившимися от ужаса глазами. Голодные, замученные жаждой, перепуганные, осиротевшие голуби.
Осьминоги, мурены, дельфины. Скалы, водоросли, затонувшие корабли, волнующееся зеркало пронизанного солнечными лучами моря, такого опасного для наших перьев.
Не снижайся, не приближайся к поверхности. Волны могут намочить, захлестнуть тебя. Лети повыше, всегда лети повыше и побыстрее, потому что над открытым морем, под голым небом летящий голубь виден всем издалека и со всех сторон.
Неизменный ритм ударов сердца и крыльев отмеряет путь и время. Приближается поддень, а острова все еще не видно, и ты боишься, сумеешь ли найти его в этом прозрачном, сине-зелено-серебряном море. Черный летит рядом. Рядом с ним ты восстанавливаешь силы, хотя он и намного старше тебя.
Его остров... Там он родился, и потому мы летим над морем, которое кажется таким огромным, безграничным, бесконечным.
Альбатросы, поморники, чайки, утки, гуси, аисты, цапли, пеликаны, фламинго, журавли равнодушно пролетают мимо нас.
Черный летит дальше, как будто не замечает их. Он руководствуется движением солнца, светом белой луны и просвечивающими сквозь морскую толщу пятнами мелководья.
Он хочет вернуться туда, где когда-то разбил изнутри клювом скорлупку белого яйца и выбрался в этот мир, в устланное перьями гнездо. Ему хорошо запомнились ракушки, камешки и прутики, которыми родители загораживали вход в устроенное на белой каменной стене гнездо.
Он знает, куда мы летим, и, ощущая рядом взмахи его сильных черных крыльев, я спокойна. Я лечу, почти засыпая на лету. Лишь темно-серые отсветы проникают сквозь мои веки.
Черный задевает меня крылом... Серебристо-серый туннель мгновенно превращается в сверкающий сине-голубой горизонт.
Под нами поблескивает затопленный город... Круглые площади, уходящие в бездонную глубину улицы, белые стены, поднимающиеся совсем близко к поверхности воды башни, косяки рыб и розовых медуз, неторопливо проплывающих сквозь темные окна домов... Блестят спины дельфинов, колышутся длинные волосы водорослей.
Тени, пара темных точек движется по возвышающемуся из водных глубин холму. Это мы – он и я. Это наши тени, тени летящих на остров птиц.
Поднялся слабый ветерок, ударил спереди и сбоку. Сколько мы уже пролетели? Сколько нам еще осталось лететь? Башни и белые стены затопленного города скрываются за рябью волн. Лишь рыбья чешуя поблескивает кое-где из-под внезапно посеревшей поверхности моря.
Я продолжаю лететь спокойно и уверенно, потому что для размеренно рассекающих воздух крыльев Черного слабый ветерок – не помеха.
Море совсем сливается с небом. Горизонт исчезает, и я чувствую себя как бы замкнутой между двумя стеклянными серыми линзами.
Но там, в городе, покинутом мною, я в любую минуту могла присесть на какую-нибудь стену и отдохнуть. А здесь, над морем, под бесконечным небом, можно только лететь Я должна лететь рядом с ним, вместе с ним, за ним, над ним, под ним, перед ним.
Мой голубь-вожак направляет наш полет к острову, где мы устроим новое гнездо в стенах старого дома, среди плодоносящих слив, апельсиновых деревьев, груш, яблонь, инжира, гранатов. В городе, где из колосьев засохших трав падают сладкие семена, а из лопнувших стручков карабкающихся по стенам растений сыплются зрелые зерна гороха и фасоли.
Я снесу яйца. Помогу малышам выбраться из скорлупок, открыть глаза. Научу их есть, летать, спасаться бегством. Их не поймает, не раздерет на части хищник. Они выживут и будут жить рядом со мной.
Черный летит рядом, чуть повыше меня... Я вижу его оранжевые глаза и чуть приоткрытый клюв... Он упрямо машет крыльями. Устремленная вперед голова и плоско разложенные по ветру маховые перья уменьшают сопротивление воздуха.
Уверенность его полета – это и моя уверенность, мое спокойствие, моя надежда.
