серебристом боку круглой голландки. Потом Юля брала ведра и отправлялась на колонку за водой. Было странно ходить в калошах, наступать на толстую перину листьев, слышать новые звуки по утрам. И этот мир, и эти звуки уже успели плавно войти в Юлину жизнь и стать привычными. Будто так и надо. В прозрачной тишине утра и морозными вечерами особенно четким и ярким становился шум железной дороги. Собственно, эти звуки стали теперь фоном их жизни, поскольку являлись лейтмотивом Вишневого.
Проводив дочь в школу, Юля отправлялась на станцию, где, получив в киоске кипу газет, садилась в проходящую электричку, и…
— Свежие “Аргументы и факты”. Подробности теракта. Газета “Айболит” — рецепты от всех болезней. Кроссворды, сканворды, гороскоп на неделю.
Особенно хорошо брали газеты те, кто ехал в областной центр. Дорога длинная, нужно занять себя чем-то.
В обед она возвращалась в Вишневый, сдавала в киоск то, что не успела продать, и бежала домой, где в компании кошки и собаки ее дожидалась дочка.
Завести собаку их надоумила та же Лариса. Будку поставили прямо напротив бани, у задней калитки. Пса на должность сторожа пригласили бездомного, оголодавшего. За миску супа он готов был облаять кого угодно. Юле стало спокойнее.
Она вроде бы не находила больше новых следов непрошеного обитателя. Зато впервые Юля оказалась лицом к лицу с осенью. Природа готовилась к зиме и стояла в своей ровной осенней полудреме. Вечерами на Вишневый ложился туман. Он укрывал деревья и дома неплотным одеялом. Нечастые огни тонули в нем и растворялись. Утро тоже начиналось с густого, как кисель, тумана. Выйдешь из дома, и тебя тут же охватит мелкая осенняя изморось. Он рассеивался только к полудню, а уже спустя три часа снова концентрировался, густел. Ветра и дождей не было, и, наверное, поэтому листья на деревьях держались долго, а особенно долго — на вишнях. Красные очертания вишен продирались сквозь сеть тумана и создавали совершенно потрясающий осенний пейзаж.
В тот день после обеда зарядил дождь — мелкий, но назойливый. Юля возвращалась с работы, когда заметила у ворот тонкую съежившуюся фигурку. К калитке жалась Маринка. Волосы ее уже насквозь промокли, ветровка облепила худенькое, тщедушное тельце. Вид у Маринки был самый что ни на есть сиротливый и жалостный.
— Мама ушла куда-то, а я одна… — с выражением крайнего огорчения на лице пояснила девочка.
— Ты же простудишься! — ужаснулась Юля. Распахнула калитку. Маринка послушно юркнула вперед нее и побежала к дому.
Дома Юля заставила гостью раздеться, надеть все сухое, Олино, а мокрую одежку развесила по веревкам. Следом принялась топить печку, выложила из сумки продукты, поставила воду под пельмени. Оля повела Маринку смотреть кукол, но та не проявила особого интереса к игрушкам. Вскоре ей наскучило, она вернулась к Юле на кухню и стала смотреть из-за плеча, что та делает.
— Теть Юль, давайте я лук порежу, — вдруг предложила она.
Юля взглянула на нее с недоверием. Своей Оле она не доверяла даже резать хлеб — мала еще. Но спорить не стала — показала, где лук, деревянный кружок.
Маринка быстро, тремя движениями очистила луковицу и нашинковала ее, будто только этим всю жизнь и занималась. Затем Маринка так же ловко справилась с хлебом — сложила его ровной горкой, как в столовой. И совсем не вызвал у нее затруднений салат — она ловко накромсала в миску помидоры, лук ровными кольцами, мелко порубила чеснок и петрушку, плеснув растительного масла, перемешала.
Юля щедро нахваливала гостью, и та расцвела. От похвалы и внимания щеки ее раскраснелись, серые быстрые глазки заблестели, она села посреди кухни на табуретку и уставилась в пол.
Когда Юля позвала детей за стол, Маринка не тронулась с места.
— Ну, что же ты сидишь? — поинтересовалась Юля. — Готовила, готовила и скромничаешь теперь.
— Мама не велит мне есть у чужих, — доложила Маринка.
Юля растерялась.
— Давай так. Я сама поговорю с твоей мамой, а сейчас — марш за стол!
Грозным ноткам Маринка подчинилась, а через минуту вовсю уплетала салат, зажав ложку пятерней.
В разгар обеда в кухню ворвалась Лариса. Она именно ворвалась. Вид ее не предвещал ничего хорошего. А увидев свою воспитанницу, вольготно рассевшуюся за столом, Лариса мгновенно покрылась красными пятнами. Из-за материных коленей выглядывал Вовчик, блестя мокрым капюшоном куртки.
— Опять по соседям! — выдохнула Лариса и опустилась на табуретку.
Юля сообразила, что увиденной картиной соседка крайне недовольна. Маринка же опустила глаза в тарелку, но скорость работы ложкой не снизила. Стучала ею о тарелку равномерно и уверенно.
— Ларис, пойдем в комнату, — поспешно пригласила Юля, желая погасить назревающий скандал.
Вовчик проигнорировал предложение отобедать и сразу кинулся в спальню, к куклам. Там он деловито расставил кукольную мебель и заканючил:
— Оля, идем играть! Оля, идем играть!
— Я думала, ты на работе, у ребенка ключа нет — оправдывалась Юля шепотом. — Не пойму, честно говоря, из-за чего сыр-бор? Ну пришла к соседям, ну пообедала, мы же не чужие…
Лариса горько усмехнулась.
— В том-то и дело, что у нас это уже в привычку вошло. Если меня нет дома, она отправляется по соседям и торчит под окнами, как сирота казанская. Мама мол, ушла, меня не покормила! А дома — полный холодильник. У меня всегда наварено. В толк не возьму, зачем она это делает?
Лариса выглядела крайне огорченной.
— Ей не хватает внимания, — попыталась проанализировать ситуацию Юля. — Она никогда не знала другого способа его получить. Раз мать лишили родительских прав, значит, там только и был свет в окошке — у соседей, посидеть. Привычка — большое дело.
— А мне-то каково? — воскликнула Лариса. — Что обо мне люди могут подумать, представляешь? Скажут, взяла сироту, пользуется пособием государственным, а сама не кормит ее, и ребенок вечно брошенный. Я ведь ей сказала, что за Вовкой в сад пошла, по дороге в магазин зайду. Так я за порог — она дом на замок и по соседям, на жалость давить. Самое главное, Юль, я не знаю, что с этим делать.
— Не знаю, что тебе и посоветовать. — Юля только руками развела. — Думаю, что со временем это пройдет. — И чтобы отвлечь соседку от неприятных мыслей, бросила: — Посмотри, как твой Вовчик в куклы играет с Олей! Как девочка.
Дети действительно настолько увлеклись игрой, что не замечали никого вокруг. Бесчисленные Олины Барби расселись вокруг кукольного стола, а Вовчик расставлял кукольный сервиз, высунув от усердия язык.
— “Дочки-матери” — любимая Вовкина игра. Он обожает быть папой, — усмехнулась Лариса.
Юля помолчала. Она тактично не спрашивала Ларису о Вовочкином отце. Захочет — сама расскажет. Маринка на кухне гремела посудой.
— Мариша, оставь, детка, я помою, — спохватилась Юля, но Маринка только отчаянно мотнула головой. Она уже налила в миску горячей воды из чайника, плеснула туда жидкого мыла и, засучив рукава, принялась намывать тарелки.
— Пусть моет, я подожду, — махнула рукой Лариса. — Как твои успехи с газетами?
— Ничего. На хлеб с маслом заработала, — с достоинством ответила Юля и не удержалась — побежала на кухню за своей газетной сумкой. Ей не терпелось похвастаться выручкой.
Она притащила сумку и сначала не обратила внимания на то, что боковой карман, где она хранила дневную выручку, открыт. Она высыпала на диван внушительную горсть мелочи, достала кучку смятых десяток.
— Вот так — каждый день, — похвалилась она и принялась считать.
Лариса взялась помогать — подвинула к себе мелочь. Пересчитав, Юля озадаченно задумалась. Затем она заглянула в сумку, пожала плечами.
— Странно, — пробормотала она. — Должно быть больше.
Лариса внимательно взглянула на подругу.
— Может, ты ошиблась?
