заразила исходившая от него страсть. Он впился губами в ее рот, обе руки его стремились обхватить ее всю. Катя подчинилась силе его желания и, соединяясь с ним, как уже было не раз, теряла себя, перетекая в него, растворяясь в струях воды, бегущей на них сверху, блуждая в водопаде любовного экстаза, теряя под собой землю, ощущая собственную невесомость по отношению к земле. В эту минуту для нее существовала единственная сила притяжения, и вопреки всем известным законам Катя теперь подчинялась только ей…
Потом, позже, они сидели в гостиной у камина — усталые, притихшие — и посматривали друг на друга под негромкий гомон детей.
Вечером пришел отец, как обычно — рассказать перед сном внуку сказку.
— Вот, забыл, отдать. Вчера получили. — Отец протянул Кате конверт.
Это было письмо из Америки. Даша писала кратко и сдержанно. Но Катя вполне понимала, куда идут сейчас Дашины эмоции. Сестренке не до длинных писем. Она сообщила только, что летом они прилетят в Россию, чтобы взять на усыновление ребенка. Филипп, оказывается, вынашивает эту идею с того самого посещения детского лечебного центра. Анюткино же письмо, напротив, было полно эмоций и подробностей. Племянница писала про новую школу, друзей, дельфинарий, куда Виталька ходит на специальные занятия. Он прекрасно ладит с дельфинами, а те — с ним. Она описывала дом у моря, где они проводят уик-энды. В конце письма она спрашивала о своем отце. И еще интересовалась, растаял ли в России снег…
Катя посмотрела в окно. Снег летел большими пушистыми хлопьями густо, словно в небе кто-то вытрясал гигантскую перину.
— Что пишут американцы? — спросил Марат.
— Интересуются, какая у нас погода.
— А Саша хотел сегодня лизнуть сосульку, — доложила Инга, не отрываясь от своих занятий — она рисовала. — Ему ведь нельзя?
Катя посмотрела на девочку, как бы раздумывая.
— Сосульку, говоришь?
— Да, у дедушки на сторожке огромные сосульки висят, и я…
— Напиши, что у нас вовсю бушует весна! — подытожил Марат. — Пусть завидуют.
