шкуре. В общем, этот второй Саша Пушкин нашел в себе силы улыбнуться.
– Не нужно уходить, Иришка. Лучше оставайся. Раз уж пришла…
Риши с облегчением вздохнула. Еще бы – проделать такой путь, чтобы получить от ворот поворот! Кстати, о пути. Одна мысль просто-таки не давала мне покоя.
– Послушай, Риши, – я перешел на полушепот, – я понимаю, Большой Муром – нейтральная территория. И все же… Мы с тобой – офицеры армий, которые ведут беспощадную войну. Бог с ним, с моим замечательным начальством… Меня беспокоит другое: как посмотрит на нашу встречу твое? Ты, конечно, в увольнении. Но ведь офицер и в увольнении не имеет права…
– Я больше не офицер, – упавшим голосом оборвала меня Риши.
– Ах, ну да… – Я хлопнул себя ладонью по лбу. – Ферван Мадарасп говорил мне, что тебя разжаловали в сержанты. И перебросили на должность инструктора «Атурана»… Правильно?
– Ферван? Ферван Мадарасп?
– Ты с ним знакома?
– Знакома. – Риши кивнула. – Была знакома. Несколько лет назад. Низкий человек…
«Скотина еще та!» – мысленно согласился я.
– Постой? Ты сказала – «несколько лет назад»? Но Ферван говорил, что видел тебя совсем недавно! Еще приветы мне от тебя передавал…
– Он лгал! – Риши гневно сверкнула глазами.
– Значит, ты не передавала мне приветов?
– Я скорее лишила бы себя жизни, чем передала тебе что-либо через человека, подобного Фервану Мадараспу!
– Но в таком случае откуда он знает, что ты стала инструктором «Атурана»?
– Я никогда не согласилась бы на должность инструктора, Александр, – нахмурилась Риши. – Тем более – у егерей. Не забывай: я
– Так, значит, тебя не разжаловали по результатом расшифровки черного ящика с «Яузы»?
– Меня? Разжаловали? Напротив! Мне даже предлагали повышение в должности! Но я отказалась. Черный ящик с «Яузы» вообще не нашли… Что не сгорело в атмосфере, утонуло в океане Фелиции.
«А-а… Вот в чем дело! Значит, Риши крупно повезло! Едва ли ее стали бы повышать, если бы услышали наши с ней разговорчики… Ну да какое это теперь имеет значение?»
– Выходит, ты ушла из армии?
Риши сдержанно кивнула. Эстет, все еще живущий в моей душе, мимоходом отметил, что гнев очень идет Иришке. Когда она сердится, ее лицо обретает какую-то бесконечно притягательную живость.
– Просто так взяла – и ушла? В военное время? – Я был удивлен. – А как же Родина?
– Родина сейчас сильна как никогда. Моя помощь ей уже не требуется. Вдобавок у меня уважительная причина.
– Причина?
Риши посмотрела на меня грустными глазами.
– Ранение, Александр. Я же была ранена, ты помнишь?
Конечно, я помнил. Точнее, вспомнил только что.
– Да… Переломы… Кажется, сотрясение мозга, да? – Несмотря на все старания, соображал я по- прежнему плохо. Попробуй-ка посоображай после этой муромской водки на березовых почках. Градус вроде бы тот же, что у нашей, земной «Столичной». А эффект – термоядерный…
– И сотрясение тоже. Осколок порвал мне грудь. Рана была вот такой. – Разведенными указательным и большим пальцами Риши показала, какой именно. – Едва заклеили.
– Но теперь ведь все в порядке?
– Теперь все в порядке, – эхом повторила Риши. – За исключением того, что теперь у меня правое легкое – клон…
– Гм… Значит, Ферван солгал?
– Думаю, он способен на это, – отозвалась Риши.
«Да он вообще способный парень, – подумал я. – Только зачем ему было это вранье? Чтобы втереться ко мне в доверие? Чтобы облегчить вербовку в ДОА?» Тема была интересной. Но несвоевременной.
Занавеска отошла в сторону. Показалась румяная мордашка Забавы. Глаза официантки лучились плохо скрываемым любопытством.
– Чего-нибудь желаете? – спросила она.
Я вопросительно посмотрел на Риши.
– Я бы выпила… Например, водки.
«А Риши времени зря не теряет. В „Чахре“, помнится, крепче сухого вина ничего не употребляла».
– Прекрасно. Значит, еще одну стопочку, – подытожил я.
– Закуски не надо, – добавила Риши.
Мы выпили за встречу.
Но легче нам от этого не стало. Наоборот, водка лишь усугубила неловкость. Впрочем, если бы спиртное и впрямь снимало все проблемы в общении с
Мы с Иришкой сидели молча. И друг на друга не глядели.
Я думал о том, что вроде бы знакомы мы совсем недолго – около года. А кажется – всю жизнь. Я вспоминал «Чахру», кадета Пушкина, прошедшего боевое крещение на Наотаре и от этого крещения совершенно охреневшего. И двух улыбчивых девушек-офицеров Иссу и Риши, которые распевали свои клонские песни про ордена, которые дают «не за курорты», прямо на солнечном пляже. Мы сидели в кино, мы ходили на танцы, лопали мороженое и любовались бархатными звездами… Я признавался в любви Иссе, а Риши признавалась в любви мне. Ну а Коля Самохвальский блистал своей невероятной эрудицией… Коля- Коля, ты-то хоть жив? Было ли это все на самом деле, а может, просто пригрезилось мне, а?
Возможно, Риши думала о том же самом.
По крайней мере то, что сделала она спустя минуту, можно было принять за попытку ответить на вопрос: «А было ли?»
– Вот, кстати, я тут привезла одну вещь, – сказала она и принялась рыться в своей просторной, неженской какой-то сумке на широком кожаном ремне. – Вот!
Риши протянула мне бумагу, густо залепленную радужными печатями.
Бумага выглядела очень официально. Бумага была клонской. И каракули на ней были типично клонскими – грозными, как кольца бесконечного питона-людоеда.
– Что это?
– Из Комитета по Делам Личности.
Название показалось мне смутно знакомым, вдобавок – каким-то образом связанным с Иссой. Моя душа насторожилась, сжалась вся, словно морская свинка, в розовую попу которой – с целью эксперимента – вот прямо сейчас пытливый школьник вставит электрод…
– Комитета? – переспросил я, рассеянно разглядывая бумагу. – Извини, но здесь написано по-вашему. Ни черта не разберу.
– Ох, конечно же! Сейчас. После Х-перехода я совершенно бестолковая! – Смуглые щеки Риши залились краской. – Сейчас переведу.
Она вскочила со своего места, села рядом со мной, положила на свои колени бумагу и монотонным голосом судебного заседателя прочла:
– Сим удостоверяется, что заявление о вступлении в брак, поданное в Комитет гражданином Российской Директории ОН Александром Ричардовичем Пушкиным и гражданкой Великой Конкордии Иссой Нади Дипак Гор за номером таким-то от такого-то числа считается недействительным в связи с убылью последней.
«Вот, оказывается, сколько у Иссы было имен… И какая-то Нади… И какая-то Дипак… Как я только раньше всего этого не знал?»
– С убылью? – кисло спросил я.
