большой блестящий пистолет и дважды выстрелил в землю рядом с Никитой.
Подействовало. И не только на Никиту.
Все вдруг вспомнили, что у гражданских пилотов есть табельное оружие. И что в случае чрезвычайных обстоятельств гражданские пилоты получают полномочия казнить и миловать наравне с офицерами военфлота. И наконец, что никто из них, кроме Нарзоева, не заставит планетолет взлететь. Да что там! Даже SOS передать не сумеет!
А значит, главный у них сегодня – неприметный «тунеядец» Алексей Нарзоев, уделом которого на всем протяжении экспедиции были нежные фантазии о жене и бурные фантазии о любовнице.
Когда они, спотыкаясь от страха едва ли не на каждой ступеньке, карабкались на борт планетолета, Таня вдруг выпалила пилоту в спину:
– А можно я с вами?!
– Куда?
– В кабину.
Нарзоев не ответил.
– Там же теперь есть место!
Нарзоев снова сделал вид, что не слышит.
Уже в салоне планетолета он обернулся. Выражение его лица говорило: «Шла бы ты, девочка, по тому адресу, который можешь узнать у Башкирцева».
Но пилот только пожал плечами и сказал:
– Да, пожалуйста.
Скорее всего ему не хотелось, чтобы кресло рядом с ним пустовало, напоминая о незавидной судьбе Шульги.
Так Таня впервые в жизни оказалась в кабине настоящего космического аппарата. Ну а Башкирцев, Штейнгольц и Никита отправились в пассажирский салон.
– Наушники наденьте, – посоветовал Нарзоев Тане. – Вряд ли пригодятся по прямому назначению, но стартовать будем сердито, так что уши придется поберечь. Такой звукоизоляции, как в обитаемом отсеке, у пилотов нет.
От полосы оторвались, к счастью, без проблем.
Сразу после взлета Нарзоев поставил «Счастливого» на дыбы и, не жалея пассажиров, начал вертикальный выход из атмосферы в стиле «заря космонавтики».
Перегрузка была ощутимая, но все же сносная. Такие любой здоровый человек способен выдерживать минут двадцать—тридцать и безо всякого сенокса. Тем более – Таня.
Совсем скоро атмосфера осталась за кормой.
Чернота и звезды.
Планетолет быстро вышел на низкую орбиту. Нарзоев убрал тягу. Воцарилась невесомость.
Теперь требовалось уточнить свое место и рассчитать оптимальную траекторию перелета к «Блэк Вельвету».
Танин взгляд метался от звезды к звезде, от экрана к экрану.
Если и вправду война с Конкордией – где же вражеский флот?
Где наши отважные эскадры?
Где, в конце концов, улей?
Таня не отдавала себе отчета, сколь ничтожно мала вероятность, наугад выскочив на орбиту, оказаться так близко к космическому кораблю, чтобы его можно было разглядеть невооруженным глазом. Особенно когда корабль этот не гражданский и не сверкает, как елочная игрушка, но, напротив, покрыт космическим камуфляжем.
Таня не увидела грозный флот вторжения. Она вообще не обнаружила никаких следов присутствия человека в планетной системе. Зеленоватое пузо Вешней и засеянная звездами пустота над ним были такими же, какими они открылись первопроходцам Главдальразведки двести лет назад.
Увы! То, что Таня не видела врага, еще не означало, что его нет вовсе.
Наушники неожиданно ожили.
Говорили по-испански, но через хороший бортовой переводчик.
– Фрегат «Камарад Лепанто» вызывает «Счастливый»! «Счастливый», вы слышите меня?
– Здесь «Счастливый». Слышу чисто.
– В вашем направлении движется группа неопознанных флуггеров. Текущая дистанция – два. Высота триста, скорость пятьдесят, экваториальный курс – двадцать четыре.
Пальцы Нарзоева летали над клавиатурой. Прикусив губу, он деловито вбивал полученные данные в парсер.
– Вас понял. Какие будут рекомендации?
– Не рекомендации, а приказания. Как старший на рейде приказываю…
В наушники ворвался гул лопающихся струн вперемежку с оглушительным скрежетом – словно стая стальных тигров рвала в клочья жестяной рояль. Спустя пару секунд сработали фильтры, и воцарилась тишина.
Вот и все, что они услышали от теньете-де-навио Карло Мачетанса, командира фрегата «Камарад Лепанто».
– Они… уже погибли? – спросила Таня.
– Не знаю.
– Но это же мы слышали… как трещит фюзеляж?
– У космического корабля не фюзеляж, а корпус… Или еще можно – планер…
Говоря это, Нарзоев ни на секунду не прекращал расчетов. Экраны парсера стремительно заполнялись столбцами цифр и разноцветными пучками траекторий: рекомендованных зеленых, рискованных желтых и запрещенных красных.
– Не надо мне зубы заговаривать, я не маленькая девочка!
– Ничего я вам не заговариваю. Связь прервалась скорее всего потому, что канал заглушен врагом. А что сейчас с фрегатом – я знать не могу, так же как и вы.
– Но мы… мы все равно погибнем? – спросила Таня.
Нарзоев на несколько секунд оцепенел, вдумываясь в результаты вычислений, и наконец наградил ее тяжелым взглядом.
– Имеем все шансы.
И, не отвлекаясь больше на докучливого «второго пилота», Нарзоев притопил клавишу громкой связи с обитаемым отсеком:
– Товарищи ученые! Кто поспешил поднять фиксаторы безопасности – срочно опускайте обратно! На этот раз – не для проформы! Повторяю: вопрос жизни и смерти. У вас есть десять секунд. Даю отсчет: десять… девять…
Нарзоев включил ориентационные двигатели. Звезды на небесном своде плавно поплыли влево и вверх.
– Шесть… пять…
«Счастливый» опускал нос. Судя по тому, что узнаваемые разводы облачных циклонов над планетой теперь не набегали на планетолет, а, наоборот, плавно выползали из-под его брюха, Нарзоев развернул «Счастливый» кормой вперед по направлению орбитального движения. Таня не понимала, что творится, но ей уже было страшно. Это вам не аттракционы на Екатерине…
– Три… два…
– Мы возвращаемся на Вешнюю? Садимся, да?
– Заткнись… Один!
Нарзоев дал тягу на маршевые двигатели.
– Нет уж, не заткнусь! Не заткнусь! Не заткнусь! А будете мне хамить – начну колотить по всем кнопкам без разбору! То-то полетаем! Как в том анекдоте про волка, зайца и ворону в пассажирском флуггере!
Нарзоев с сомнением покосился на свой пистолет, но решил не обострять.
– Ладно, не бери дурного в голову. Обещаю больше не хамить. А ты, уж будь добра, забудь о кнопках. И без того мы в заднице.
