Действуя одной рукой, девица ощупывала чресла и живот мужчины. Ее губы что-то шептали – Эгину показалось, она перебирает мужские имена.
– Она должна определить, кто перед ней, и громко назвать мужчину по имени, – пояснила Еля.
Слепая рука девицы нахально ползала по телу мужчины, обходя, правда, детородный орган.
Притихшие зрители смотрели на процесс со значительным интересом. Однако похабных комментариев Эгин, к своему удивлению, не услышал.
– Подсказывать запрещено, – пояснила Еля.
Как вдруг притихшие было зрители взорвались воем и воплями.
В ту же минуту поджарый парнишка, по виду чей-то паж-переросток, сбегал за кувшином воды и под одобрительные возгласы зрителей вылил воду на голову тому самому мужчине, которого ощупывала брюнетка.
Брюнетка разочарованно захныкала. Встряхнув мокрой головой, мужчина отошел прочь, конфузливо ссутулившись. «Следующий!» – объявил распорядитель игры.
– Чем провинился партнер этой трогательной брюнетки? – шепотом поинтересовался Эгин у Ели, чья царственная осанка ничуть не страдала от отсутствия корсета.
– Его нефритовый жезл стал твердым. Это запрещено правилами игры. Он получил наказание и выбыл.
– По вашим правилам выходит, что когда чресла обхаживает своей ручкой милая девушка, нефритовый жезл должен оставаться мягок, как размороженная хурма? – не удержался Эгин.
Еля презрительно фыркнула.
Ее губы скривились в такой презрительной гримасе, что Эгину впору было подумать, что своим вопросом он выставил себя персоной невыносимо невежественной.
Однако, судя по тому, что отходить от Эгина Еля не собиралась, он хоть, может, и был для нее персоной невежественной, но не был невыносимой.
Теперь возле брюнетки стоял высокий и тощий, как жердь, молодой человек.
Его манера двигаться показалась Эгину развязной. Но по тому, что тот никак не мог расправить плечи, Эгин догадался, что, несмотря на показную свободу нрава, молодой человек очень стесняется. Брюнетка принялась за него.
– Простите мне мое невежество, госпожа Еля, но мне не удается понять, в чем смысл игры, – признался Эгин.
– Смысл игры – в приятном свидании, – ехидно улыбнулась Еля.
– Тогда объясните мне, почему вы называете «приятным» свидание, происходящее при двадцати свидетелях. Свидание, при котором нефритовый жезл должен притворяться, что скончался, не приходя в сознание! Возможно, мои представления о «приятном» и «неприятном» свиданиях не совсем отвечают тем, что разделяют здесь, в Харренском Союзе. Но я варанец – гость из мира, где действуют Уложения Жезла и Браслета!
– Это очень хорошо, что вы варанец, – загадочно улыбнувшись, сказала Еля. – Но ведь то, что вы видите – это еще не свидание.
– Тогда что?
– Лишь прелюдия к нему. Когда Тэс, – Еля указала на брюнетку, – угадает, кто стоит перед ней, угаданный станет ее кавалером, с которым чуть позже у нее и состоится то самое приятное свидание. И тогда нефритовый жезл сможет делать то, что ему больше нравится. До времени же он должен сохранять спокойствие, как пристало любовному орудию благородного мужа.
«Любовное орудие благородного мужа! – мысленно повторил Эгин. – Как это звучит! Сюда бы пару рах- саваннов Опоры Благонравия, чтобы поучились, как следует выражаться!»
– А если Тэс не захочет идти на приятное свидание с человеком, которого она ощупью все-таки узнает?
– Тогда она может попытать счастья еще раз. Может, ей подвернется кто-нибудь, кто нравится ей больше.
– А если не подвернется? – настаивал Эгин.
– А если не подвернется, то может попробовать и в третий раз.
– И?
– Если она угадает и в третий раз – получит мою диадему, – самым изящнейшим манером Еля тронула ажурную диадему, венчавшую ее голову, указательными пальцами обеих рук.
– Недурственный утешительный приз! Теперь мне ясна причина того неослабевающего интереса, с которым зрители следят за игрой.
– Ничего вам не ясно! Тэс – жена наместника Западной Области. Она может засовывать себе в задницу по одной такой диадеме каждый день и по две по праздникам. Приз ее точно не интересует.
– Какая вы грубая, – хохотнул Эгин, не в силах оторваться от замысловатого татуированного цветка, который притаился прямо над опрятным треугольничком лобка госпожи Ели.
– Я действительно немножко грубая, – совершенно серьезно сказала девушка. – Но зато я дочь харренского сотинальма.
Это сообщение заставило Эгина оторваться от созерцания татуированного лотоса.
Дочь харренского сотинальма? О Шилол! Каких-то три часа назад он снес голову белому волку- оборотню. Теперь, оказывается, попал в гости к дочери сотинальма…
– Это неожиданно, – признался Эгин.
Глаза Ели удовлетворенно блеснули.
– Поэтому я могу себе позволить быть грубой.
– Вы можете себе позволить практически что угодно, – развел руками Эгин.
Зрители снова завыли и захлопали. Эгин и Еля обернулись к играющим. Однако на этот раз за кувшином никто не побежал.
Тэс встала с кресла и, сдернув повязку, взяла под руку долговязого молодого человека.
Под одобрительное улюлюканье пара направилась в сторону занавешенной тяжелой гардиной двери в противоположном конце зала.
У самой двери молодой человек обернулся к зрителям и торжествующе помахал рукой.
Лицо у него было до безобразия глупым. Вдобавок он покраснел до самых корней волос. Наверное, не веря в свою удачу.
– По-моему, прежний кандидат на приятное свидание был несколько более приемлемым, – сказал Эгин на ухо Еле.
– Мне тоже так кажется. Только и Тэс можно понять. Сколько можно трахаться с собственным мужем? Думаю, она просто делала вид, что не может его опознать. Специально.
Эгин не нашелся что ответить на это доверительное сообщение. «Хороши семейные игры у них здесь в Девичьем замке!»
Место водящего заняла женщина с двумя тяжелыми рыжими косами, скрученными над ушами наподобие кренделей. Женщине было за тридцать, но, признал Эгин, она все еще была исключительно хороша собой.
– Это моя двоюродная сестра, – шепнула Еля.
Присмотревшись к женщине, на глазах которой распорядитель игры как раз завязывал бархатную ленту, Эгин отметил едва уловимое сходство между сестрами.
Тот же длинный тонкий нос, тот же спокойный лоб, те же крепкие чуть выдающиеся вперед резцы. И Еля, и ее сестра были удивительно хороши для женщин с безупречной аристократической родословной родственниц сотинальма.
– Может, хотите поучаствовать? – предложила Еля.
– Боюсь, играть со мной будет неинтересно.
– Стесняетесь?
– Немножко. Но дело не в этом.
– Тогда в чем?
– В том, что кроме вас больше никто не знает меня по имени. И ваша замечательная кузина не сможет назвать мое имя, даже если предположить, что ей удастся меня узнать.
