тошнить, я отдам им кассету!»
Стоило ему это произнести про себя, как тут же Глебу Абрамовичу стало казаться, что его тошнит уже чуточку меньше. А вот боль в желудке почти совсем прошла. Вместо осинового кола теперь там разливалось приятное тепло, от которого проходила и дурнота.
Пролежав еще минуту, Глеб Абрамович представил вдруг, как в кабинет входит его помощник, видит его лежащим на полу…
Ему сделалось ужасно стыдно. Он начал подниматься, но едва оторвав голову от пола, заметил, что пол кабинета потерял устойчивость и слегка покачивается, словно палуба большого океанского корабля во время небольшого шторма.
Словно матрос на палубе, он поднялся и на широко расставленных ногах подошел к своему бару. Глеб Абрамович покопался среди бутылок, выбирая, что бы такое еще выпить, но вдруг махнул рукой и вновь приложился к горлышку бутылки с черной наклейкой.
Но этот раз виски не вызвало такую реакцию отторжения, и Глеб Абрамович не без некоторой гордости взглянул на бутылку, над которой ему удалось одержать маленькую победу. В голове приятно шумело, и Белоцерковскому стало гораздо спокойнее.
Картина с разбрызганными по ковру мозгами подернулась какой-то серой дымкой и стала едва различимой. Вновь подало свой голос его самолюбие.
«Я верну кассету, раз обещал самому себе, – решил Глеб Абрамович, решительно пройдясь по кабинету. – Господи, что же качает-то так? Я что, уже напился? Как мне, оказывается, мало надо… Я верну кассету. Но сначала сниму с нее копию – это раз. На всякий случай, вдруг пригодится. А она может еще и пригодиться. А два… Я верну кассету. Но не уверен, что эти бандиты сумеют ею воспользоваться… Как они там писали, послать на Главпочтамт, до востребования? Извольте, господа. Как вам будет угодно! Но только потом не обижайтесь, если что-то окажется не совсем так, как вы предполагали…»
Самым сложным в его размышлениях было решить, кому поручить переписать кассету… В принципе это можно было поручить любому из своих людей. Проблема только в том, что Глеб Абрамович ни одному из них по-настоящему не доверял. Все продажные твари! Готовы бежать за всяким, кто заплатит больше.
Разве может он быть уверен, что с этой кассеты не будет снята еще одна копия? А ему очень не хотелось посвящать в эту историю слишком много людей, а уж тем более передавать кому-то доказательства смерти Генриха Львовича Воловика. У всех у них голодные взгляды и цепкие пальцы. Стоит только дать ухватиться, не вырвешь потом…
Наконец ему в голову пришла гениальная мысль. Он сам сделает эту чертову копию! Лично! Самому себе он еще пока доверял.
Он вызвал помощника и приказал срочно принести ему в кабинет видеомагнитофон. Помощник осведомился, что Глеб Абрамович собирается делать? Не нужно ли подключить этот видеомагнитофон к телевизору?
Белоцерковский посоветовал помощнику катиться ко всем чертям со своими вопросами и ответил, что как-нибудь и сам сообразит, как на видеомагнитофоне сделать копию записи. Невелика проблема!
Помощник вопросов больше не задавал и минут через десять притащил в кабинет два видеомагнитофона, а не один, и чистую кассету. Соединив их между собой, он удалился, не сказав ни слова.
Глеб Абрамович долго смотрел на стоящую на его столе аппаратуру, но, сделав над собой усилие, сообразил, куда поставить кассету с записью, а куда – чистую. Включив оба магнитофона, он устало откинулся в кресле и внимательно уставился на сменяющиеся цифры на индикаторе. Через две минуты внимательного наблюдения он уже дремал, иногда вздрагивая, когда голова его начинала клониться вниз, и вновь ловя взглядом цифры на табло.
Белоцерковский проспал полтора часа, переписав не только тот кусок пленки, на котором была запись, но и всю ее полностью, до конца. Проснулся он с мерзким ощущением тошноты и рези в желудке. Но он хорошо помнил принятое полтора часа назад решение.
Одну из кассет он сунул обратно в свой сейф, а вторую – в карман своего пиджака. Помощнику он сообщил, что ему нужно срочно ехать, тот вызвал машину, и Глеб Абрамович, спустившись вниз, приказал шоферу везти себя в ближайшее почтовое отделение. Шофер сильно удивился столь странному приказу, но виду не подал.
Минут через десять Глеб Абрамович уже выводил своим «Паркером» на плотной серой оберточной бумаге, в которую приемщица бандеролей упаковала кассету: «Москва. Главпочтамт. До востребования…»
Он покопался в памяти и без особого труда вытащил из нее нужную фамилию – на свою память Глеб Абрамович никогда не жаловался.
«Гвоздеву Александру Сергеевичу», – надписал он.
Через пять дней после ликвидации Козлова Константин Панфилов отправился на Главпочтамт, чтобы проверить, не отреагировал ли Глеб Абрамович на их последнее предупреждение? Ведь они с Макеевым обещали, что следующей их жертвой будет он, Белоцерковский.
Неужели ему настолько не дорога его жизнь, что он готов игнорировать подобные предупреждения и столь безрассудно ею рисковать? Не похож Глеб Абрамович на такого человека, не похож…
Вот пакость какую-нибудь он устроить постарается. Поэтому нужно быть очень осмотрительным. Не успеешь оглянуться, как получишь пулю в затылок.
Прежде чем подойти к окошечку с надписью «Выдача корреспонденции», Панфилов минут пятнадцать болтался по залу, внимательно приглядываясь к посетителям Главпочтамта. Никто из них не вызвал его подозрения. Люди как люди, озабоченные своими мелкими житейскими проблемами. Никто из них не проявлял особого интереса к очереди в окошко, куда предстояло подойти Панфилову.
И только позже, уже держа в руках извещение о том, что на имя Александра Гвоздева, паспорт которого со своей фотографией предъявил Панфилов, пришла бандероль, он сообразил, что никто не станет нападать на него сейчас. Самый опасный момент настанет тогда, когда он придет получать пришедшее на его имя почтовое отправление, эту бандероль. Здесь за ним только наблюдают, причем наблюдают скорее всего по монитору.
У Глеба Абрамовича достаточно возможностей и денег, чтобы организовать такое наблюдение. Впрочем, это совсем не сложно проверить.
Отойдя от окошка с извещением в руке, Панфилов обвел взглядом потолок над операционистками и увидел именно то, что и ожидал увидеть, – телекамеру, направленную именно на окошко с надписью «Выдача корреспонденции». И тотчас чувство чужого взгляда, устремленного ему в спину, заставило Константина передернуть плечами. Он терпеть не мог, когда за ним наблюдают.
Теперь ясно! Глеб Абрамович не собирается поддаваться на угрозы и проигрывать эту партию. Он просто переменил тактику. Он хочет усыпить бдительность противника, заставить их с Макеевым расслабиться, а потом взять «голыми руками».
Константина его люди уже наверняка зафиксировали и теперь выжидают, когда тот отправится получать свою бандероль. Возможно, ему даже разрешат ее получить. Наверняка даже разрешат! Ведь после ликвидации Козлова Белоцерковскому стало известно, что против него действуют, как минимум, два человека.
Он не может приказать ликвидировать лишь одного из них. Второй, оставшись в живых, может начать мстить за того, кто окажется убитым. Глеб Абрамович в этом случае только усугубит свое положение.
Значит, на почтамте они ограничатся только наблюдением. Это уже неплохо. По крайней мере, нет необходимоcти пороть горячку и принимать какие-то срочные меры. Просто сейчас не следует получать эту самую бандероль, только и всего. Нужно как следует подготовиться к этой операции, продумать ее досконально. Обидно было бы проиграть, почти добившись желаемого результата.
Константин сунул извещение в карман и вышел из здания Главпочтамта.
А вот если они надеются, что он приведет их к своему сообщнику, то это напрасно. Слишком наивным или самонадеянным в таком случае они его считают. Макеев давно уже ждет его звонка по телефону. Этот вопрос они с ним продумали заранее: прежде всего Панфилов сообщит Макееву, есть ли положительный результат; потом сбросит «хвост», который за ним непременно увяжется, и только после этого они с Макеевым встретятся, чтобы обсудить следующий этап операции.
