Хотя Григорий Львович, по своей обычной хитрости, вроде бы даже усмехается уголками рта и глаз. Но – не возражает. Что вполне укладывается в философию того давнего разговора в машине, по пути из одного Израиля в другой, когда генерал предложил ему принять на себя роль хорошо замаскированного серого кардинала их маленького сообщества.
Минутная стрелка прыгнула на деление. Счет пошел на секунды. Девушки совсем сникли. И страшно им было, и страстно они надеялись, что сейчас волшебным образом все кончится, и боялись чего-то неизмеримо худшего, чем то, что с ними уже случилось.
Тарханов непроизвольно, похоже, сцепил пальцы поднятых на уровень груди рук. И зубы сжал так, что резко обозначились мышцы на углах нижней челюсти.
– Господа! – высоким голосом вдруг выкрикнул Розенцвейг. – Я вспомнил, буквально за минуту до вашего появления Маштаков при мне говорил Чекменеву, что вы способны без всяких приборов управлять хронополем. Что вы как бы сами себе генератор… А ну, соберитесь, настройтесь, представьте себе…
– Так что ж ты раньше мол… – Тарханов не успел закончить фразу. А Ляхов успел сообразить, что от них хочет Розенцвейг.
«Генератор… поле… пробой… Туда, в это же место, через стенку, пленку времени…» Вадим зажмурил глаза, почти абсолютно уверенный, что сейчас по глазам ударит то самое черное пламя. Как на перевале, как в этой самой гостиной…
И, похоже, ударило, потому что в следующее мгновение он услышал слитный визг-вскрик девушек, головокружение, толчок пола в пятки. Но на ногах устоял. И сразу же ощутил странное, пока еще непонятное неудобство.
Пришел он в себя первым, именно потому, что успел закрыть глаза. Что принесло выигрыш в несколько секунд перед остальными.
Нужно понимать, что получилось. Хроногенератор ли сработал, его индивидуальный посыл или Сергей успел добавить собственного импульса, но они стояли в той же комнате и в тех же практически местах и позах, только абсолютно голые. За исключением Майи. Она как была, так и осталась в своем земном костюме. Розенцвейг и Татьяна оказались в полном смысле «в чем мама родила». На самом Ляхове из одежды был только его офицерский ремень с кобурой и подаренным Розенцвейгом «Дезерт Адлером» в ней, и у Тарханова такой же пистолет висел под мышкой в наплечной кобуре. Все.
Впрочем, не совсем все.
На полу вокруг них рассыпались ключи, служебные удостоверения, зажигалка, патрончик губной помады, маленький пузырек духов, еще какая-то мелочь, бережно сохраненная ими в «той» (теперь уже) жизни, в надежде на возвращение в «эту». То, что перекладывалось из кармана в карман при сменах одежды. Но ни одного предмета, подобранного «там», через рубеж «бокового времени», пронести не удалось.
Майя несколько аффектированно расхохоталась, Татьяна растерянно вскрикнула и, прикрываясь руками, метнулась к ближайшей портьере. Мужчинам, хотя и без излишней паники, пришлось сделать то же самое.
Впрочем, из трехметровых полотнищ светло-коричневой ткани в полоску получились неплохие римские тоги. Разумеется, по сравнению с тем, что они все-таки вернулись, столь незначительный побочный эффект можно было во внимание и не принимать.
А насчет положения, в котором они оказались, Тарханов сообщил, несколько нервно усмехаясь:
– Это как раз не проблема. До моего дома всего пара сотен метров. Там и для нас одежда найдется, и у Тани весь ее гардероб. Но само по себе – забавно.
– Домой вернулись – и радуйтесь, – заявила Майя. Села в кресло, закинув ногу за ногу. – Угощайтесь. – В кармане ее куртки нашлась и забытая с прошлой жизни пачка сигарет.
– Спасибо, я предпочитаю сигары, – церемонно приложил ладонь к сердцу Розенцвейг, указав на коробку, из которой они с Чекменевым угощались, ожидая приглашенных для эксперимента товарищей.
Все они здесь испытывали одновременно радость, шок и смущение и выходили из них каждый по- своему.
– А где же группа встречающих? Где генерал, где профессор, репортеры, наконец? – Ляхов свой выход нашел в продолжении ерничества. Не переходить же прямо сразу к очередному симпозиуму. Тем более что этот вопрос его все равно волновал. Остальных же интересовали несколько другие моменты.
Тарханов искренне горевал о пропаже коллекционного израильского автомата «узи», Розенцвейг тоже не с пустыми руками пришел к точке возврата, хотя кто может угадать, что он с собой нес? Бриллианты, о которых не то в шутку, не то всерьез говорил Ляхову, или кое-что более ему профессионально близкое? Но он же произнес первые осмысленные слова.
– Увы, коллеги, придется распроститься с главной нашей мечтой и надеждой… Рухнули надежды использовать параллельный мир в качестве неисчерпаемого источника материальных ресурсов. Вторую Землю, практически. А как все хорошо начиналось…
– Бросьте, Григорий Львович, – прервала его Майя. – Мой дед, помнится, говорил – за что не доплатишь, того не доносишь. Ну, не вышло с халявой, так и слава богу. Неизвестно еще, во что все это могло обернуться. Зато все остальные варианты использования нашего Тридевятого царства остаются в силе. А вот куда на самом деле скрылись ваши начальники и пациенты, которым следовало бы находиться здесь, действительно интересно. Свою половину программы мы выполнили, а вот с их стороны…
– Может быть, мы опять попали не туда? – подала голос Татьяна.
– Ага, очередной предбанник между миром и миром, – по-прежнему шутливым тоном согласился Ляхов, но про себя подумал, что мысль-то сама по себе здравая. Если они выскочили оттуда, лишившись всех материальных ценностей, которые там приобрели, выскочили в единственный, давно и точно просчитанный момент и не увидели здесь тех, кто руководил процессом с этой стороны, так что еще это может значить? Не то ли, что это действительно аналог чистилища, где им предстоит подвергнуться неким малопонятным процедурам или остаться здесь вообще навсегда? Или, по крайней мере, на срок, который может быть сравним с продолжительностью их нормального земного существования?
А чему удивляться? Пусть и выглядит такая перспектива страшненько. Так ведь, пошатавшись по загробному миру, с какой радости вдруг можешь претендовать, чтобы все стало так, будто ничего подобного не было?
