было бы. Однако у меня и своих глаз достаточно. И сообразительности. Ты и до этого сильно нервничала. Неадекватно ситуации, а после встречи с чеченцем – особенно. Так в чем дело? И таблетки успокоительные глотать не надо было. Откуда ты знаешь, что это за таблетки? Соответствуют они твоему диагнозу или нет. Чаще от такого самолечения крыша едет еще быстрее.
Это Вадим сказал навскидку. Просто по догадке, мол, если человек плохо себя чувствует, имеет доступ к медикаментам, в том числе и сильнодействующим, а вдобавок еще слегка причастен к медицине без глубоких в ней познаний, то наверняка вообразит, что фенамин или элениум могут помочь. Да и поведение Татьяны последние дни наводило на соответствующие выводы.
Однако сейчас он, кажется, попал гораздо глубже.
Татьяна вздрогнула, в уголках больших глаз показались слезы.
– Откуда ты знаешь? Про таблетки?
Вадим предпочел промолчать. Тут нечто другое. Если бы она вчера-позавчера что-то и принимала, подобной реакции его слова не вызвали бы. Он просто сделал значительное лицо. В том смысле, что от нас ничего не укроется. Признавайтесь лучше сами.
Просто потянулся к бутылке и налил ей еще одну рюмку.
– Выпей не торопясь. Теперь-то чего нервничать? Мало у кого что случалось… А сегодня живем, плывем. Берег далеко, возможный враг авиацией и подводными лодками не располагает. Бог даст, и доплывем. Сергею ты ничего об этом не говорила?
Девушка помотала головой отрицательно. Залпом выпила рюмку, не успев прочувствовать, как ликер подействует, попросила еще. Причин отказать не было. Все к лучшему…
– Примерно за год до встречи с Сергеем мне стало совсем плохо. Подвернулся там один… Вроде как очередная любовь… А на самом деле… Ты не представляешь, какая гадость, мерзость! Раньше и не думала, что бывают такие подонки… И так вдруг все стало… Прямо на дежурстве спустилась вниз, купила в ларьке у аптекарши, Аллы, пузырек, она про мои дела знала, думала, от нервов, продала без рецепта. Я его целиком и выпила. Сначала с девчонками в баре по коньячку, для смелости, а потом сразу пятьдесят таблеток.
Вот оно что, прикусил губу Ляхов. Вот откуда все тянется. Многое становится понятнее.
Но – промолчал и сейчас. Пусть продолжает. Алкоголь сам по себе куда лучший психотерапевт, чем дипломированный специалист. А он так даже и не специалист.
– Если я и не умерла тогда, так совсем чуть-чуть. Три дня в коме, говорят, была. Неделю – в реанимации. Еще потом месяц – в санатории для больных постсуицидальным синдромом… – Она грустно улыбнулась, и лицо ее как-то сразу осунулось, совсем не по возрасту. – Врачи там хорошие оказались, очень доходчиво мне про мою глупость объяснили. Между прочим, помогло. Больше такое желание не возникало.
Она сделала паузу, словно ожидая, спросит ли Вадим о подробностях. Он этого не сделал. Зачем? И так все ясно. Особенно в плане нынешней ситуации. Вот что имел в виду Шлиман, вот какую ауру он уловил.
Получается, натуральным образом загробный мир существует и отнюдь не в виде «бокового времени». С ним, с Тархановым, с Татьяной кое-что теперь ясно. А с Майей, с Розенцвейгом? Они что, тоже как-нибудь умирать пробовали?
– А когда выкарабкалась, в себя пришла, вспомнила, какие мне роскошные сны снились. Ты не представляешь…
– А тема?
– Про темы врать не стану, не запомнились. Но общее ощущение самое приятное. Даже если вдруг пробивалась сквозь сон здравая мысль, что со мной на самом деле и где я нахожусь, ну, знаешь, как оно бывает: спишь, понимаешь, что спишь, а потом по второму слою тебя накрывает, и уже это тоже воспринимается очередным порождением сна. Просыпаться не хотелось ни в коем случае, а потом вдруг – нет, обязательно надо проснуться, потому что то, что сейчас, – это обманка какая-то, на самом же деле вот-вот станет плохо, так плохо…
– И?
– Проснулась, очнулась, куда же денешься, если лечат приемами интенсивной терапии. Постепенно поверила, что на этом свете все ж таки лучше, чем на том. По крайней мере, если пытаешься попасть туда противоестественным способом.
– Никаких светящихся тоннелей, голосов, райских лугов заметить не успела? – вспомнил он популярные книги с записями воспоминаний переживших клиническую смерть.
– Не довелось как-то, – усмехнулась Татьяна.
Ее здравомыслие Ляхову понравилось. Пожалуй, остаточных явлений от мрачного события у нее не имеется. Хотя так сразу все равно не угадаешь.
– А здесь вдруг те же самые сны возвращаться стали или новенькое что? – спросил он максимально деликатно.
– Не те же. Больше на кошмары похожие. И начались четко на вторую ночь и позже. Какие-то фигуры непонятные мне мерещились, долгие, запутанные скитания по мрачным, никогда не виданным местам, страх беспричинный. Просыпалась с колотящимся сердцем и дикой тоской. Майе пыталась что-то объяснить. Иногда получалось, иногда нет.
– А когда Гериева нашли?
– Вот тогда я испугалась по-настоящему. Потому что это был точнейший сюжет одного из снов. Не такой подробный, конечно…
– А при чем здесь санитарная сумка и адреналин?
– Какой адреналин?
– Как же – какой? Я сказал тебе – набери в шприц адреналин из ампулы, один кубик по ноль-один. Ты сделала. Он почти тут же умер. И ты начала обвинять меня, что я его неправильно лечил, что надо было
