повлажнели. Она расцеловалась с Левашовым и Новиковым, а Воронцову протянула руку, и тот галантно коснулся губами ее запястья.
– Я буду очень скучать и ждать… – шепнула Ирина Новикову, и он незаметно сжал ее локоть.
– Я тоже… – ответил он тихо, когда Берестин шагнул в тамбур. Я позвоню… завтра.
Берестин обернулся и протянул Ирине руку. Вагон медленно поплыл вдоль перрона.
…Они отогнали машину на Рождественский бульвар, поставили в гараж и дальше отправились пешком. Захотелось им просто прогуляться по свежему воздуху, никуда не спеша, и, следуя примеру древних философов-перипатетиков, размышлять, прогуливаясь. По случаю позднего времени и вообще-то было пусто на улицах, а Новиков еще выбирал глухие, мало кому известные переулки, сокращая путь, и вокруг не было видно ни души. И вообще мало что было видно. Лишь кое-где на узкие тротуары падал свет из еще не погасших окон, черными дырами зияли провалы подворотен, глухо отдавался между каменных стен стук каблуков по асфальту. И впечатление было такое, будто идут они по Переславлю-Залесскому, к примеру, а не по центру столицы полумира.
Все это создавало совсем особенное, напряженно-приподнятое настроение и заставляло говорить вполголоса.
– Я недавно на досуге один журнальчик научный пролистывал, и мне статья там попалась, – рассказывал Воронцов. – Большей части я, конечно, не понял, материи слишком для меня высокие, но одна штука заинтересовала. Бывают такие случаи в природе, когда дальнейший ход какого-нибудь процесса невозможно предугадать по его предыдущим состояниям. То есть все вроде бы вполне очевидно, а результаты получаются совсем даже неожиданными.
– Не слишком понятно, – сказал Новиков.
– Ну, если грубо – ты бьешь по бильярдному шару, он катится, направление известно, траектория тоже, через секунду он должен пойти от двух бортов в середину, а вместо этого шар взлетает в воздух, делает три круга, потом врезается тебе в лоб. Причем на строго научном основании…
– Жутко примитивно излагаешь, но по сути верно, – вмешался Левашов. – «Странный аттрактор» такое явление называется.
– Все равно здорово. Сначала мне просто так это понравилось, а вчера ночью на кухне у тебя вдруг подумал – а если сие к вашей ситуации приложить? То есть сделать так, чтобы развитие сюжета больше не вытекало из всего этот сюжет создавшего? Я вообще люблю такие задачки. Как мичман Лука Пустошкин, что при обороне Порт-Артура придумал атаковать японцев на суше морскими минами заграждения. Вот и нам надо изобрести такое, чтоб ни в какие ворота. Пришельцы, раз они специально очеловечились, должны, по-моему, мыслить гораздо более по-человечески, чем сами люди. Поскольку нутром не ощущают, какая степень отклонения от логики допустима. Я, скажем, могу коверкать русский язык как хочу, оставаясь при этом в пределах приличий, а иностранец, кому язык не родной, всегда старается за пределы норм не вылезать, чтоб не дать маху… И я думаю, сейчас мы должны поступить совершенно неожиданно и бессмысленно. Есть предложения?
Левашов молчал, потому что знал: Воронцову сейчас собеседник не нужен, отвечать на его вопрос – то же самое, что на загадку армянского радио. А Новиков всерьез попытался предложить несколько вариантов, но сам понял, что они не тянут. Правда, особенно и он не старался, занятый больше мыслями о затеянной им самим проверочной операции.
– Да, все тот же тупик, и выходит, что самое время выкидывать вам белый флаг и торговаться об условиях капитуляции, – сочувственно сказал Воронцов. – Да и то вряд ли выйдет, обидели вы их сильно…
– Ну тогда и трепаться нечего, – раздраженно ответил Новиков. – Давай свою идею, если есть…
– Тут, правда, отчаянность нужна, лихость гардемаринская… – с сомнением произнес Воронцов.
Левашов вдруг уловил какой-то посторонний звук позади, оглянулся и с внезапно похолодевшим сердцем увидел, как из переулка выворачивает большая темная машина и медленно их догоняет. Фары у нее не горят, а за лобовым стеклом угадываются две человеческие фигуры. И серебристо взблескивает характерная решетка радиатора.
«Ну вот и все…» – успел подумать Левашов и чуть было не рванулся в ближайшую подворотню. Что его удержало, он не понял. Может быть, просто оцепенение.
Машина, шелестя покрышками, поравнялась с ними, и Олег осознал, что это желтый милицейский «Мерседес». Водитель с сержантскими погонами осмотрел друзей снизу доверху, потом отвернулся и чуть прибавил газ. Машина бесшумно ушла вперед, а Левашов громко вздохнул. «Черт знает что, так и свернуться недолго», – подумал он. А Воронцов с Новиковым, кажется, ничего и не заметили, поглощенные разговором.
– …Вот я и говорю, – уловил он конец сказанной Воронцовым фразы, – надо сделать резкий бросок вперед, через мертвое пространство, и если что – врукопашную. Или сразу приступить к сбору и дележу трофеев…
– То есть ты предлагаешь – туда, за ними?
– Именно. Олег, ты берешься опять организовать канал на планетку, куда вы сунули этих ребят?
– Это проще всего, – с чрезмерным энтузиазмом отозвался Левашов. После пережитого страха ему стало легко и весело. – Система работает как хорошо смазанный «маузер», – щегольнул он подходящим к случаю сравнением.
– Вновь открыть проход, приготовившись, конечно, как следует, и посмотреть, как там ваши клиенты поживают. Если слоняются по планете, оглашая ее тоскливыми воплями, взять их и порасспрашивать, что почем на Привозе. А если их там нет, на что я отчего-то надеюсь, на той Валгалле можно просто культурно отсидеться, пока они вас здесь ищут… По-моему – вполне нетривиально. А по-вашему?
– А это действительно интересно, – медленно сказал Новиков, одновременно прокручивая в голове варианты предложенной идеи. – Это в любом случае очень даже забавно. Особенно с учетом того, что я им подкинул мыслишку, будто мы тут тоже вроде пришельцев, свое задание выполняем… В сумме совсем неординарно получается.
– Как ты сказал? – заинтересовался Воронцов.
– Я тем парням сказал, что у нас на Земле свои интересы и что мы не любим, когда нам мешают. В этом
