Одиссей покидает Итаку

характере и мыслях, ничего не надумаешь, и в любом случае не тебе решать. Что за поколение мы такое дурацкое, действительно? Может, лучше по-ихнему? Схватил за руку – и вперед! Сегодня ты моя девушка… Но ведь как раз от этого она и предостерегала… Вот и сиди теперь, как пацан-десятиклассник выпуска шестьдесят такого-то года, на пороге чужого подъезда. Ну и что? Я у себя дома, могу сидеть где угодно. Здесь в том числе…»

Он сидел и представлял, как в нескольких шагах от него, за бревенчатой перегородкой, она раздевается сейчас, ложится в постель и, чем черт не шутит, тоже думает о нем.

За спиной чуть скрипнула дверь. Он обернулся. Снизу вверх Олег увидел Ларису. С дрожащим огоньком свечи в руке. Ему показалось, что длилась эта немая сцена очень долго. Он успел, несмотря на полумрак, рассмотреть, что она совсем раздета. Кроме наброшенной на плечи темной рубашки мужского покроя, застегнутой на две пуговицы, на ней, кажется, ничего больше не было.

Потом Лариса приложила палец к губам и чуть кивнула ему. Он поднялся и вошел за ней в спальню. Она словно читала его мысли, пока он сидел под дверью, потому что, поставив свечу на стол и сев на кровать, сказала ровным тихим голосом:

– Ну что ты мучаешься? Дело совсем не в тебе. Хочешь послушать?

Отчетливо понимая, что совершенно не нужна сейчас ему ее исповедь, он тем не менее слушал с несколько даже болезненным любопытством, одновременно жалея Ларису и презирая себя за то, что не может прервать ее спокойных, не соответствующих смыслу слов. Она рассказывала о вещах, сколь ужасных своей пошлостью и даже цинизмом, столь и банальных, совершенно обыденных в затхлой атмосфере общества «развитого социализма».

– …Теперь ты понимаешь, отчего я так? И сегодня совсем не собиралась ехать сюда с вами. Наталья уговорила. Ей уж очень хотелось. Ну, черт с ней, думаю. Хоть вечер пройдет не в одиночестве. Надоело. А тут вдруг ты. Не зазнавайся только, ничего сверхъестественного ты из себя не представляешь, просто твоя застенчивость меня немного отогрела. В первый раз я вдруг почувствовала себя легко. Не знаю, поймешь ли… Был давно такой мальчик, в белом плаще с поднятым воротником… Стоял под дождем напротив моих окон и курил в кулак. А в школе краснел и отворачивался… И с тобой я почувствовала, как отпускает… Ты пил сегодня, а я не сдерживала, даже поощряла незаметно, чтобы проверить.

– «Джентльмен – это тот, кто ведет себя прилично, когда напьется». Уайльд, – вставил Левашов.

– Но до самого конца я все же не была уверена. И когда поцеловала тебя – тоже. Хотя благодарила вполне искренне. Давно мне не было так хорошо. Если бы ты не сдержался – это уже не испортило бы моего мнения. На сегодня. Но… Но ты вдобавок позволил мне уйти, не стал лезть в дверь, говорить жалкие или, напротив, нахальные слова. Я уже легла, и вдруг меня толкнуло. Подумала – если ты не ушел, позову и все расскажу…

Она словно только сейчас заметила, в каком виде сидит перед Левашовым, изменила позу и натянула на бедра полу рубашки, застегнула еще одну пуговицу на груди.

– Только не считай меня истеричкой. Просто мне давно не с кем было поговорить по-человечески. А дальше как знаешь…

Олег молча пожал плечами. Дождь за окном перешел в ливень и бил в стекла, словно крупной дробью. Сейчас самое время проститься и уйти. Красиво так будет, возвышенно, в стиле итальянского кино, которое она любит. А вдруг ей хочется совсем другого? Чтобы окончательно забыть прошлое и поверить в возможность иной жизни? И, уйдя, будешь выглядеть… Ну, кем можно выглядеть в таком варианте? Чистоплюем, ханжой или просто дураком?

И на кой черт ему решать эти Буридановы задачи? Видел бы его сейчас Воронцов… Вздохнул бы сочувственно и развел руками? Или ободряюще подмигнул: вперед, мол, парень, за орденами?

Лариса смотрела на него с сочувствием.

– Тупик, милый? Оба мы в тупике. Оба не знаем, что делать и говорить дальше.

ИЗ ЗАПИСОК АНДРЕЯ НОВИКОВА

…Пожалуй, на том вечере, посвященном, выражаясь официальным языком, торжественной сдаче в эксплуатацию военно-спортивного комплекса Валгалла, и можно подвести некую условную черту, окончательно делящую нашу жизнь на две неравные части. Фигуры расставлены, первые ходы сделаны, позиции определились. Все персонажи введены в действие. И дальше уже наша история начала развиваться по своим внутренним законам, никак от ничьей воли не зависящим. До Валгаллы мы еще могли что-то решать и выбирать. Оставалась, наконец, возможность просто отойти в сторону. Я об этом думал. Мы могли бы, используя установку Левашова, начать мотаться по Земле. День на Гавайях, два в Одессе, потом Рио и так далее. Скорее всего, пришельцы бы нас потеряли… Только вряд ли это было бы достойное решение.

При том, что ни один человек в целом свете не смог бы никого из нас ни в чем упрекнуть. Короче, какой-никакой выбор у нас был. А вот дальше – все! Когда ты уже пошел по канату, поздно оглядываться.

Но хоть до конца еще далеко, судя по всему, и ни один ясновидец не предскажет, чем эта история для нас кончится, я не могу сказать, даже наедине с дневником, что жалею о чем-нибудь или согласился бы переиграть, если б дали… И дело не только в шахматном правиле: «Взялся – ходи». Просто Одиссей не был бы Одиссеем, вернись он к Пенелопе с полдороги. Ерунда, будто заблудился хитроумный царь, карты у него там оказались ненадежные и гирокомпас забарахлил. Там по солнцу и звездам все Средиземное море вместе с Эгейским за две недели в любой конец проплыть можно. Просто интересно ему было жить, владельцу уютного острова. И долг он, похоже, ощущал. Перед будущим, предположим. Потомству в пример и вообще… Оттого до сих пор его и помнят, книгу третью тысячу лет читают…

Глава 10

…Курортный сезон на Валгалле кончился. Не оттого, что начала портиться погода. До настоящей осени было еще далеко, и дождливые дни по-прежнему сменялись сухими и даже жаркими. Дело было в другом. Отдых хорош лишь как краткая передышка между более-менее длительными периодами осмысленной трудовой деятельности, неважно, физической или интеллектуальной. А вечный отдых… Наверное, его не будет даже в раю.

Здесь самой насущной работой представлялось исследование планеты. В отличие от колонистов острова Линкольна и других известных робинзонов нашим героям не требовалось в поте лица добывать свой хлеб и искать способы добраться до цивилизованных краев. Зато географические исследования обеспечивали полную занятость и позволяли каждому реализовать как свои профессиональные способности, так и самые