Потом он остановился, потянул носом, снова замахал скатертью, постепенно приближаясь к решетке и одновременно принюхиваясь, пока наконец не удостоверился, что пары рассеялись. Просунув руки сквозь прутья, он поднял охранника на ноги и прислонил к решетке.
Именно в этот момент он заметил еще двух охранников, да и то лишь потому, что они стояли рядом, опершись о противоположную стену. Они небрежно отделились от стены, держа руки в карманах; на суровых лицах не отражалось ни страха, ни беспокойства, ни какого-либо желания вмешаться. Оба глядели на Армстронга со странным выражением вялого интереса.
Придерживая свою бесчувственную жертву одной рукой и не сводя внимательных глаз с двух зрителей, Армстронг другой рукой обыскал охранника. Обыск он проделал тщательно, обследовав все карманы, и все это время двое громил с академическим интересом следили за его действиями. Это была самая идиотская ситуация, в которую он когда-либо попадал.
В конце концов Армстронг осторожно отпустил охранника, и тот мягко сполз на пол. Армстронг поморщился. Ни ключа, ни оружия, ничего такого, что оправдало бы затраченные усилия. Парочка приблизилась к решетке и подняла своего бесчувственного товарища.
Ближайший к Армстронгу заглянул в камеру и спросил:
— Вас обыскали. Где вы взяли ампулу?
— Наконец-то слышу человеческую речь, — одобрительно заметил Армстронг. — Я думал, вы все языки проглотили. Как насчет немножко поболтать?
— Отвечайте на вопрос, — упорно гнул свое охранник.
— Вы еще слишком молоды, чтобы знать о таких вещах. Вот вы скушаете свою манную кашку, вырастете большими, тогда папа вам все расскажет.
Как с гуся вода. Этот тип не выказал ни раздражения, ни гнева, ни какого-либо другого чувства. Воистину, кто бы ни подбирал сюда охранников, он, наверное, нанимал самых флегматичных типов на свете.
Восприняв его отказ отвечать так, словно это не имело ни малейшего значения, охранник приподнял голову и плечи пострадавшего коллеги и спросил:
— Сколько он пробудет в нокауте?
— Минут двадцать, — ответил Армстронг. — Потом он очухается без всяких последствий.
Охранник понимающе кивнул, и оба удалились, унося своего товарища.
Расстроенный Армстронг слонялся по камере. Ни ключа, ни оружия — вообще ничего. Редкостное невезение. Они опередили его и тут, заранее рассчитав, что он попытается освободиться. Именно поэтому у охранника не оказалось ничего полезного. Двойная страховка — ведь они обыскали его, пока он был без сознания.
Теперь Армстронгу стало понятным поведение двух остальных тюремщиков. Хотя, Бог свидетель, ему доставило бы больше удовольствия, если бы они набросились на него, как рассерженные гориллы, — уж тогда бы он им показал, где раки зимуют. Черта с два они бы с ним справились. А если бы и справились, то одного он успел бы приложить как следует. Увы, даже в этом маленьком развлечении ему отказали.
Зачем тебе еще развлечения, ты, чудак с кашей в голове? Неужели тебе мало?
«ОТКУДА ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО ВЫ НОРМАЛЬНЫ?»
На полке с книгами имелся толковый словарь. Вытащив его, Армстронг перелистал страницы. «Нормальный — в значении: здоровый; не расстроенный умственно; в здравом уме; здравого рассудка». Конечно, в сотый раз всплыли неизбежные вопросы: 'Что такое «нормальное»? Правильное? Здоровое? Кто автор определения? Кто проверял самого автора на соответствие его собственному определению? Что случится, если в психбольнице пациенты будут лечить друг друга? Вот когда жизнь не покажется медом, и никто и ни за что не ответит на главный вопрос: А судьи кто?
Поставив словарь обратно, Армстронг взял соседнюю книгу — «Змеиное гнездо» Мэри Джейн Уорд. На последней странице он прочел: «Я скажу тебе, когда это кончится — когда больных станет больше, чем здоровых, и они засадят здоровых в психушку!»
Выругавшись вполголоса, он со стуком задвинул на место и эту книгу. Больные засадят здоровых в дур дом… Или они уже это сделали? Что, если обитатели сумасшедших домов на самом деле вовсе не сумасшедшие? Бред какой-то! Как сформулировать абсолютный критерий нормальности, если не существует критерия ненормальности? Почему воинствующего индивидуалиста считают безумным, если он беден, и всего лишь эксцентричным, если он богат? Зависит ли умственное равновесие от обладания парой-другой миллионов?
Психологи и психиатры искали критерий годами и, похоже, примирились с невозможностью когда- нибудь его получить. Отсюда и пошла гулять мрачная шутка, что посреди всеобщего, поголовного и всеобъемлющего невежества и безумия почему-то лишь психиатрам дозволено утверждать — вот этот опасный маньяк может разгуливать на свободе, а вон тот вольнодумец должен быть заперт в психушку.
«Если он в здравом уме, пусть он это докажет».
И все-таки надо найти ответ на вопрос. Ведь он точно есть, он существует, нужно только сохранить выдержку, спокойствие, собранность, устоять перед возмутительной неуместностью вопроса. Вдобавок ответ, который удовлетворит его самого, может не устроить его инквизиторов, и тогда его запросто закатают в бетон или придумают еще что-нибудь, не менее эффективное. А что, если дать им ответ, прямо противоположный тому, какой они от него ждут. Закатить глаза, пустить слюну на подбородок, захихикать и заявить, ломая руки: «Видите, я идиот! Я всегда им был! Я самый-самый идиотский идиот в подлунном мире!» И добавить доверительным басом: «Вы знаете, кто я? Я вам скажу — я Монтигома, Виннету или Соколиный Глаз!» А в довершение — гомерически расхохотаться. То-то бы они призадумались. Но что дальше?
_ Они сделают то же самое, что и в случае, если я отвечу неправильно, — сказал Армстронг в стену.
Интересно, справился ли сосед со своим вопросом «Что такое жизнь?». Возможно, сейчас он узнал ответ, ибо нашел его, выяснив, что такое смерть. Был этот пожилой человек первой или пятнадцатой жертвой зловещей игры? И какие вопросы задавались другим, прежде чем они вступали в неведомое? Вопросы, вопросы, вопросы… Они способны довести человека до ручки — если он уже до нее не дошел.
Армстронг устало окинул взглядом книжную полку. Если эти тома подобрали специально для него — лучше вообще их не трогать. «Змеиное гнездо» наводило на мысль именно об умышленном подборе, причем довольно коварном. Книги предназначены для того, чтобы выбить из колеи его беспокойный ум. С другой стороны, если они стояли в этой камере всегда, безотносительно к вопросу о его нормальности, от них может быть некая польза. Когда совсем будет худо, он возьмет в руки книжку, уляжется на диван и, если повезет, на время избавится от мучительных бесконечных вопросов.
Взгляд его наткнулся на «Тиранию слов» Стюарта Чейза, он вытащил ее и бегло просмотрел; Семантика. Ну что же, это пригодится. Все, что угодно, лишь бы отнять магическую силу у воображаемых дьяволов. Испытав на себе психическую тиранию шести судьбоносных слов, он ничего не потеряет, если попытается понять своих тиранов.
Устроившись в кресле, Армстронг заставил себя отвлечься от проблем и углубился в объяснения и иронические комментарии Чейза. Все было хорошо, пока он не споткнулся об абзац, от которого мысли его снова понеслись вскачь. Тряхнув головой, Армстронг перечитал отрывок, с отвращением бормоча слова: «Навык семантического анализа позволяет нам отделить мыслительный процесс от реальных событий; делает нас способными к абстрагированию; предохраняет от соблазна заселить Вселенную несуществующими образами. Этот навык включает в себя склонность к поэзии, фантазии, творчеству, интеллектуальным развлечениям. Он удерживает нас от извечной человеческой тяги к подмене действительных причин мнимыми, выдуманными, которые вовсе не стоят того, чтобы за них драться и умирать. Этот навык предохраняет человека от опасного воздействия чужой воли, понижает степень внушаемости, сдерживает развитие психических состояний, граничащих с безумием».
Он яростно швырнул книгу в угол. «Психические состояния, граничащие с безумием». Неужели этот чертов Чейз такой великий специалист, что не боится сказать, что нормально, а что ненормально? Неужто вообще все писатели разбираются в этих вопросах? Если нет, тогда кто? Глотатели золотых рыбок? Что там
