отсутствующая помощь со стороны, нужно ее изобрести.
«В тех случаях, когда человек не мог совладать с природой голыми руками — думал Лиминг, — вышеупомянутая природа покорялась и повиновалась Человеку плюс Х. Так повелось испокон веков: Человек плюс орудие или оружие».
Но вовсе не обязательно, чтобы Х был чем-то материальным или конкретным, смертоносным или даже видимым. Он может быть неосязаемым и недоказуемым, вроде угрозы геенны огненной или обещания райского блаженства. Он может быть мечтой, иллюзией, наглой, беззастенчивой ложью — словом, чем угодно.
И безошибочно испытать его можно одним-единственным способом — сработает он или нет. Если да, значит это то, что нужно.
Вот и посмотрим…
Нет никакого смысла использовать язык Земли, разве что для заклинаний, когда в них возникнет необходимость. Здесь никто не понимает языка, для туземцев он все равно, что неразборчивое бормотание. К тому же его отвлекающий маневр, когда он притворялся неспособным к освоению местного наречия, теперь бесполезен. Враг знает, что он может говорить на нем почти так же бегло, как и сами туземцы.
Держа свое спиральное сооружение в левой руке, он подошел к двери, прижал ухо к закрытому глазку и прислушался. Только через двадцать минут он услышал глухой звук приближающихся шагов охранника.
— Ты меня слышишь? — спросил он не слишком громко, но так, чтобы его услышали в коридоре. — Ты меня слышишь?
Быстро отступив, он растянулся на животе и установил спираль прямо перед собой.
— Ты меня слышишь?
Глазок щелкнул и приоткрылся, в нем появился свет, а за ним и недовольный зрачок.
Начисто игнорируя наблюдателя и действуя с видом человека, слишком занятого своим делом, чтобы замечать чье-либо присутствие, Лиминг продолжал вещать в спиральную петлю:
— Ты меня слышишь?
— Что ты делаешь? — грубо спросил часовой.
Услышав посторонний голос, Лиминг решил, что на этот раз судьба поворачивается к нему лицом. Этот тип по имени Марсин был способен разве что прицелиться и выстрелить или в крайнем случае поднять крик и позвать на помощь. Ни для чего другого он умом не вышел. Пожалуй, при медицинском освидетельствовании ему бы пришлось основательно поработать мозгами, чтобы сойти хотя бы за полудурка.
— Что ты делаешь? — Марсин повысил голос.
— Вызываю, — ответил Лиминг, как будто только сию секунду очнулся и заметил постороннего.
— Вызываешь? Кого вызываешь и куда?
— Не твое хлюндячье дело, — с явным нетерпением ответил Лиминг. Сосредоточив все внимание на спирали, он повернул ее на пару градусов. — Ты меня слышишь?
— Не положено! — не унимался Марсин.
Лиминг громко вздохнул с видом человека, вынужденного терпеть дурацкие выходки, н спросил:
— Что не положено?
— Вызывать.
— Не будь идиотом. Нам, землянам, вызывать разрешается всегда. Что бы с нами стало, если бы мы не могли это делать, энк?
От такого у Марсина совсем ум за разум зашел. Он ничего не смыслил в землянах или в особых привилегиях, которые считались для них жизненно необходимыми. К тому же он не имел ни малейшего понятия, что с ними стало бы без зтих привилегий.
А кроме того, Марсин не решался войти в камеру, чтобы пресечь непонятные действия узника. Вооруженному охраннику запрещалось заходить в камеру в одиночку, и это правило строго соблюдалось с тех пор, как отчаявшийся ригелианин пристукнул часового, схватил его оружие и порешил шестерых, пытаясь вырваться на свободу.
Если возникала необходимость вмешаться, предписывалось отыскать начальника караула и потребовать унять розоволицего чужеземца, нарушающего тишину разговорами с какой-то непонятной петлей. Начальник был пренеприятным типом и имел привычку громко обсуждать вслух детали интимной жизни своих подчиненных. Стоял самый глухой час между полуночью и рассветом, время, когда больная печень начальника караула бурчала особенно громко. К тому же он, Марсин, и без того слишком часто оказывался у него ублюдочным фаплапом.
— Кончай вызывать и ложись спать, — приказал Марсин с ноткой отчаяния в голосе, — или утром я доложу дежурному офицеру о твоем неповиновении.
— Покатался бы лучше на верблюде, — посоветовал ему Лиминг. Он повернул спираль, как будто тщательно ее настраивая. — Ты меня слышишь?
— Я тебя предупредил! — не отставал Марсин, не спуская со спирали глаз.
— Сказано, фибли отсюда! — взревел Лиминг.
Марсин захлопнул глазок и отфиблил.
Естественно, Лиминг проспал — ведь он почти всю ночь провел за работой. Пробуждение было грубым и внезапным.
Дверь с грохотом распахнулась, и в камеру ворвались три охранника, за ними вошел офицер. Пленника без всяких церемоний стащили со скамьи, раздели и совершенно голым вытолкали в коридор. Пока охранники обыскивали его одежду, офицер слонялся по камере, наблюдая за ними. «Вылитый педик», — решил Лиминг.
Ничего не обнаружив в одежде, они стали обыскивать камеру. Один из них сразу же нашел петлю на подставке и отдал ее офицеру. Тот взял ее так осторожно, как будто это был букет, в котором могла оказаться бомба.
Другой охранник наткнулся на вторую деревяшку, от утфутболил ее в сторону и позабыл о ней. Оттащив скамью от стенки, они заглянули за нее, но перевернуть и поискать под ней не сообразили. Тем не менее, их долгая возня со скамьей начала действовать Лимингу на нервы, и он решил, что пора прогуляться. Нисколько не смущаясь своей наготы, он прошествовал по коридору.
Офицер издал яростный рев и напустил на него охранника. Тот так и вылетел из камеры, голося, чтобы Лиминг остановился. На шум из-за угла коридора появился четвертый охранник и угрожающе поднял ружье. Лиминг повернулся и ретировался.
Подойдя к офицеру, который вышел из камеры и уже кипел от злости, он остановился, принял скромную позу и сказал:
Взгляните — «Сентябрьское утро».
Для офицера это был пустой звук.
Размахывая петлей, он подпрыгнул от ярости и заорал:
— Это что такое?
— Моя собственность, — с неприкрытым достоинством заявил Лиминг.
— Вы не имеете права ни на какую собственность. Военнопленным не разрешается ничего иметь при себе.
— Кто это сказал?
— Это я вам говорю! — довольно злобно ответил педик.
— А кто вы собственно такой? — поинтересовался Лиминг, демонстрируя чисто научный интерес.
— Клянусь Великим Голубым Солнцем, вы еще узнаете, кто я такой! Стража, взять его в камеру и…
— Вы здесь не начальник, — перебил его Лиминг с наглой самоуверенностью. — Здесь все решает комендант. Тут мы с ним заодно. Если не верите, пойдите и спросите его.
Охранники мешкали в явной нерешительности. Они единодушно отдали всю инициативу офицеру. Но герой что-то утратил свой пыл. Недоверчиво уставившись на узника, он колебался.
