Продвигается за ночь на мучительные дватри дюйма. Да еще постоянный, нескончаемый риск, что тебя обнаружат, поймают и, скорее всего, безжалостно прикончат. Труд целого года может мгновенно пойти насмарку от единственного окрика, одной автоматной очереди.
А между тем, чтобы выбраться из неприступного каменного мешка, вовсе не обязательно совершать отчаянный и эффектный побег. Имея достаточно терпения, изобретательности, красноречия и хитрости, можно убедить врага распахнуть двери и вытолкать тебя на свободу.
Просто нужно хорошенько поворочать мозгами, которыми наградил тебя Господь.
По теории вероятности в тюрьме и за ее стенами должны происходить разные события, в том числе и неприятные для врага. У кого-то из офицеров, прямо под портупеей, могут случиться колики. Или какомунибудь охраннику повезет слететь с лестницы, ведущей на сторожевую вышку, и сломать ногу. Кто-то может потерять деньги, штаны или голову. Где-то поблизости может рухнуть мост, или сойти с рельсов поезд, или разбиться при взлете корабль. Или произойдет взрыв на фабрике боеприпасов. Или какойнибудь военачальник сыграет в ящик. И тогда, сумей Лиминг доказать, что автор большинства этих напастей — именно он, у него сразу появятся козыри. Главное — так все обставить, чтобы они не смогли его разоблачить и отомстить ему, бросив в камеру пыток.
Вот идеальная стратегия: найти такой способ убедить врага в своих кознях, чтобы он при этом уверилея в собственном бессилии противостоять им. Если это выгорит, что само по себе большой вопрос, неприятель должен прийти к логическому выводу, что единственный способ избавиться от постоянной напасти — это избавиться от самого Лиминга, причем живого и невредимого.
Если — а это тоже большой вопрос — ему удалось бы накрепко связать причину и следствие, то им, дабы избавиться от следствия, пришлось бы устранить причину.
Задача, как именно достичь столь фантастического результата, — колоссальная проблема, которая, будь он дома, привела бы его в полное смятение. Скорее всего, он просто объявил бы ее неразрешимой, несмотря на основную заповедь звездных войн, согласно которой неразрешенных ситуаций не бывает. Но у нем было целых три месяца, чтобы выносить свой план, а суровая необходимость прекрасно стимулирует умственную деятельность. Очень хорошо, что у него была идея наготове, всего через десять минут пришло время пустить ее в ход.
Дверь распахнулась, на него мрачно уставились трое охранников, один из них проскрипел:
Тебя срочно требует комендант. Амаш, фаплап.
Лиминг вышел со словами.
— Запомните раз и навсегда: я вам не фаппап, ясно?
Охранник пнул его под зад.
Комендант лениво развалился за письменным столом. С каждой стороны от него сидело по младшему офицеру. Это был огромный верзила. Глаза без век, прикрытые роговыми наростами, придавали ему холодный, пронизывающий вид.
Пока он изучал Лиминга, тот непринужденно расположился в удобном кресле, но офицер, сидевший справа, сразу же рявкнул.
— Стоять смирно в присутствии коменданта!
Комендант махнул рукой, отменяя приказ, и устало сказал:
— Пусть сидит.
«Сделал уступку для начала», — подумал Лиминг.
Он с любопытством покосился на стопку бумаг на столе. «Должно быть, полный перечень моих прегрешений, — предположил он. — Что ж, время покажет. В любом случае, у меня есть про запас парадругая уловок, которые можно пустить в ход против врага. Скажем, было бы просто жаль не воспользоваться их неведением. Союзники ничего не знают о Зангах. Но и сами занги почти или совсем ничего не знают о некоторых союзных расах, в том числе и о землянах. Общаясь с ними, они общаются с неизвестной величиной».
А отныне эта величина удваивается, поскольку к ней добавлен Х.
— Мне дали понять, что вы уже освоили наш язык, — начал комендант.
— Что толку отрицать, — признался Лиминг.
Вот и отлично. Теперь расскажите нам все о себе.
— Я ведь уже рассказывал. В беседе с майором Клавизом.
— Меня это не волнует. Вы будете отвечать на мои вопросы, и я рекомендую вам говорить правду.
— Разложив на столе официальный бланк, он поднял перо.
— Наименование родной планеты?
— Земля.
Комендант записал транслитерацию на своем языке и продолжал допрос:
— Наименование расы?
— Землянин.
— Наименование вида?
Хомо носипаца*, (Человек, сотворивший нас, (Лат.)) — сказал Лиминг, сохраняя на лице выражение полнейшей серьезности.
Записав название, комендант с сомнением осведомился:
— А что это значит?
— Человек, странствующий в космосе, — ответил Лиминг.
— Г-м, — ответ произвел на собеседника впечатление. — Ваше имя?
— Джон Лиминг.
— Джон Лиминг, — повторил комендант, записывая имя.
— И еще Юстас Фенакертибан, — без заминки отбарабанил Лиминг.
Этот ответ тоже был записан, хотя комендант с некоторым трудом подыскал подходящие кружки и закорючки, чтобы передать имя Фенакертибан. Он дважды просил Лиминга повторить чужеземную фамилию. Тот с достоинством сделал такое одолжение. Изучая результат, напоминающий китайский рецепт приготовления супа из тухлых яиц, комендант спросил:
— Значит, у вас принято носить по два имени и по две фамилии?
— Совершенно верно, — подтвердил Лиминг. — Иначе никак нельзя: ведь нас двое.
Вздернув несуществующие брови, собеседник продемонстрировал некоторое удивление.
— Вы хотите сказать, что вас всегда зачинают и рождают парами? Каждый раз — по две идентичных особи мужского или женского пола?
— Нет, нет, ничего подобного. — Лиминг напустил на себя вид человека, вынужденного объяснять очевидную истину. — Когда землянин рождается, он сразу же обзаводится Юстасом.
— Юстасом?
— Да.
Комендант нахмурился, поковырял в зубах и взглянул на других офицеров. Если он думал, что обнаружит у них хоть искорку понимания, то ему не повезло. На их физиономиях читалась смертельная скука, как у людей, явившихся исключительно для того, чтобы поддержать компанию.
— И что же это за Юстас? — спросил комендант после длительного молчания.
Уставившись на него с неприкрытым изумлением, Лиминг спросил:
— Как, вы не знаете?
— Здесь вопросы задаю я. А вы отвечаете. Что это за Юстас?
— Невидимая часть человеческого существа, — бодро сообщил ему Лиминг.
Чешуйчатая физиономия коменданта озарилась проблеском понимания.
— А, вы имеете в виду душу? Вы даете своим душам отдельные имена?
Ничего подобного. У меня своя душа, а у Юстаса — своя. Подумав, он добавил: — По крайней мере, я полагаю, что души есть у нас обоих.
Откинувшись в кресле, комендант вперил в него немигающий взгляд. Повисла долгая тишина, и все это время офицеры, сидевшие по обе стороны от коменданта, продолжали изображать из себя болванов.
Наконец комендант сдался.
