способом.
В трехстах или четырехстах ярдах от нас ночную тишину то и дело взрывали звуки сердитых голосов: смесь земных ругательств и непривычно певучих фраз аборигенов. Как раз в той стороне находился «Марафон», но его самого в темноте видно не было, а выделялось только освещенное отверстие люка. Светлое пятно то и дело мигало, — видимо, там происходила какая-то возня. Раз или два свет ненадолго вообще заслоняли чьи-то очень широкие спины.
Джепсон преспокойно храпел, будто отдыхал воскресным полднем у родных пенат, зато Армстронг уже полностью пришел в себя и понял, что единственным его свободным органом остался рот. Он сразу решил использовать и его, и вернувшееся сознание. Подкатившись к Блейну, он начал зубами развязывать его путы. Из темноты к нему тут же приблизилась тень, похожая на человеческую, и резко взмахнула над ним рукой.
Армстронг снова затих. К этому времени мои глаза уже достаточно привыкли к темноте, и я различил неподалеку еще несколько фигур, почти незаметных из-за темноты. После этого я успокоился, решил, что пока лучше побыть паинькой, и продолжал лежать неподвижно, недобрыми словами поминая про себя Макналти, «Марафон», старика Флетнера, который придумал этот корабль, а заодно и всех тех идиотов, которые поддержали его и морально, и материально.
Меня и раньше частенько преследовало чувство, что все они рано или поздно сведут меня в могилу, а теперь были все основания считать, что нехорошие предчувствия сбываются.
Где-то глубоко в моем сознании тоненький сварливый голосок вдруг пропищал: «Слышь, сержант, а помнишь — ты обещал своей матушке больше не ругаться? Помнишь, как ты однажды получил от венерианского гуппи в обмен на банку сгущенки самоцветный опал величиной с башенные часы? Так что лучше покайся, сержант, пока еще есть время!»
Так я лежал и пытался припомнить все дурные поступки, которые когда-либо совершал. А тем временем там, у корабля, где мелькал то и дело свет, голоса аборигенов становились все громче и громче, а голоса наших в конце концов затихли. То и дело слышалось, как там разбивается что-то хрупкое.
Появилось еще несколько смутных фигур, которые принесли еще несколько тел, бросили их на траву и снова растворились во тьме. Я бы с удовольствием пересчитал лежащих спеленутыми на траве людей, но из-за темноты это было практически невозможно. Люди, которых только что принесли, находились без сознания, но очень скоро начали приходить в себя. Я сразу узнал сердитый голос Бренанда и астматическое дыхание капитана.
Как раз когда сражение закончилось, из-за облаков выглянула холодная голубая звезда. Воцарившаяся тишина казалась просто ужасной: ее нарушали только шорох множества босых ног по траве да непрекращающиеся барабанные удары, доносящиеся со стороны леса.
Постепенно вокруг нас собралось довольно много аборигенов. Они буквально заполнили всю поляну. Чьи-то руки подняли меня, проверили прочность пут, плюхнули в плетеный гамак и куда-то понесли. Я чувствовал себя добытым на охоте кабаном, которого на шесте несут к костру носильщики- туземцы. Интересно, простит ли мне Господь тот случай с лопухом-гуппи?
Караван вступил в лес. Несли меня головой вперед. Позади тащили еще один гамак, и я скорее чувствовал, чем видел, что за ним следуют и другие.
Сардиной, плывущей за мной, был Джепсон. Он покачивался в воздухе и громко жаловался на судьбу, которая связала его по рукам и ногам, стояло ему высадиться на эту планету. Не будучи лично знаком с астрономом, который выбрал для исследования именно этот мир, он проклинал его такими словами, которых устыдился бы любой уважающий себя человек, да к тому же то и дело извергал целый шлейф разных неблагозвучных эпитетов.
Осторожно обогнув одно из едва видимых деревьев, наша процессия отважно нырнула под следующее, обошла третье и четвертое. Как туземцы отличали одно дерево от другого при таком паршивом освещении, было выше моего понимания.
Только мы забрались в самую чащобу, как позади нас на поляне раздался оглушительный грохот и в ночное небо взвился высоченный столб пламени.
Даже оно в этом мире выглядело зеленоватым. Наш караван остановился. Тут же жалобно запищали две или три сотни туземных голосов: писк начался где-то за моей головой и прошел по всей цепочке.
Они взорвали «Марафон», подумал я. Ну что ж, всему когда-нибудь приходит конец, в том числе и моей призрачной надежде вернуться домой.
Но писк и щебет затихли сразу же, как только вслед за столбом пламени с поляны донесся сотрясающий землю рев. Мой гамак начал раскачиваться, поскольку носильщики, видимо, растерялись от испуга и готовы были уронить его на землю.
Затем они вдруг припустили вперед так быстро, что я глазам своим не верил. Я чуть ли не летел по воздуху, то и дело огибая огромные деревья, а порой вдруг резко сворачивая в сторону от каких-то зарослей, и вовсе не похожих на деревья. Сердце мое ушло в пятки.
Рев на поляне тем временем завершился мощным ударом, и в небо, прорезав слой облаков, вдруг унеслось алое копье. Это зрелище я видел множество раз и прежде, но сейчас я никак не ожидал полюбоваться им снова. Старт космического корабля! Это взлетел наш «Марафон»!
Может быть, эти странные создания оказались такими умными, что стоило им захватить совершенно незнакомый корабль, как они тут же разобрались в управлении и решили перегнать его куда надо? Наверное, это и были те самые существа, которых Ка считали гораздо могущественнее себя? Но тут я поймал себя на том, что наше нынешнее положение не очень вяжется с подобной мыслью: люди, способные управлять космическим кораблем, тащат своих пленников в примитивных плетеных гамаках. Кроме того, их явный испуг и то, как они припустились бежать, скорее всего, говорили о том, что впечатляющий взлет «Марафона» явился для них полной неожиданностью. По-видимому, от разгадки этой тайны я был весьма далек.
Огненный след корабля, изгибаясь, уходил куда-то на север, а наши носильщики по-прежнему бежали вперед со всех ног. По пути похитители сделали лишь одну остановку, чтобы о чем-то посовещаться. Их непрерывный щебет явственно показывал, что остановились они отнюдь не перекусить. Двадцать минут спустя мы снова остановились, впереди послышался ужасный рев. Вокруг нас сразу же сгрудилась охрана, а из головы колонны послышались крики, перемежающиеся громким мяуканьем и ожесточенным хлопаньем больших веток. Перед моим внутренним взором тут же предстал огромный ярко- зеленый тигр.
Затем послышались звуки, наводящие на мысль о стрелах, втыкающихся в туго натянутую кожу. Мяуканье перешло в визг, сменившийся сдавленным хрипом. Мы двинулись дальше, по широкой дуге огибая какие-то ужасного вида заросли, которые я тщетно пытался разглядеть получше. Как жаль, что у этой планеты не оказалось своей Луны! Здесь были только редкие звезды, проглядывающие среди облаков, да бесконечный враждебный лес, над которым разносились все та же глухая дробь.
Рассвет наступил как раз тогда, когда наши носильщики огибали совершенно безобидные с виду кусты. Вскоре мы вышли на берег широкой реки. И только здесь смогли как следует рассмотреть наших похитителей, которые вместе со своими ношами начали спускаться с берегового откоса вниз.
Они оказались существами, очень похожими на Ка, только чуть выше, чуть стройнее и с большими, очень умными глазами. У них была такая же пористая кожа, правда, скорее не зеленая, а сероватая, и точно такие же хризантемы на груди. В отличие от Ка, у них были какие-то складчатые одеяния, плетеные ремни и разнообразные деревянные орудия, вроде довольно искусно сделанных духовых трубок и пузатых сосудов с узкими горлышками. У некоторых на боку болтались плетеные корзинки с блестящими шариками, вроде того, который отправил меня в нокаут у шлюза.
Чуть приподняв голову, я попытался было рассмотреть что-нибудь еще, но смог увидеть только Джепсона, следующего позади меня, и Бренанда — в гамаке за ним.
В этот момент мой собственный гамак совершенно бесцеремонно бросили на землю у самой кромки воды. Рядом со мной плюхнулся Джепсон, а за ним и все остальные образовали ровный ряд вдоль воды. Обратив ко мне лицо, Джепсон сквозь зубы процедил:
— Вонючие ублюдки!
— Не бери в голову, — отозвался я. — Если будем играть по их правилам, они со временем
