Они слишком многого хотят. Слишком многого требуют от такого хрупкого существа, как человек! Разве под силу ему нести груз Откровения, поднять ношу Знания?!
Но Судьба выбрала меня!
Удача, или случай, или просто слепое везение — это Судьба.
Судьба выбрала меня. У нее не было имени. Я назвал ее Джонни, это смешно, и судьба моя имеет полное право надо мной посмеиваться.
Сколько я прожил с Джонни, моей неотъемлемой частью, моей искоркой (люди называют ее жизнью, но они ничего в этом не смыслят), пока не вернулся в свое тело и не понял, что оно стало другим, стало лучше? Над ним поколдовало много разных судеб, и они, видимо, сочли мой организм не слишком хорошо устроенным.
Они не только починили его, но и усовершенствовали. Они здорово повозились — в теле появилось множество всякой всячины, которой у меня раньше не было. Я, пожалуй, и сейчас не знаю всего, что мне тогда презентовали, и не узнаю, пока не придет пора воспользоваться тем или иным подарком. А кое о чем, так и не узнаю никогда.
Итак, я снова вернулся в свое тело, но судьба не оставила меня.
…Симбиоз, думал Саттон, симбиоз на много, много порядков выше, чем симбиоз гриба и вереска, простейшего и водоросли… Духовный симбиоз. Я — хозяин, Джонни — мой гость, и мы вместе, потому что понимаем и любим друг друга. Джонни дает мне уверенность в себе, освещает мои дни и часы, я даю Джонни ощущение жизни, которого он был лишен в своем одиночестве.
— Джонни, — снова окликнул Саттон и снова не получил ответа. Он испугался. Джонни должен быть здесь. Судьба должна быть рядом!
Если только… если только… Мысль пробиралась тягуче и мерзко… Если только я не умер совсем. Если все, что происходит сейчас, не сон, если я действительно находился на призрачной грани между жизнью и смертью.
Голос Джонни был тих и очень, очень далек:
— Эш!
— Да, Джонни! — встрепенулся Саттон.
— Двигатели, Эш. Иди к двигателям.
Саттон выбрался из кресла пилота. Ноги подкашивались.
Он плохо видел… Очертания предметов расплывались. Ноги словно налились свинцом.
Он споткнулся и упал.
Шок, подумал он. Смертельный шок. От кровопотери, от сознании того, что я прострелен насквозь…
Но ведь какая-то сила воскресила меня, ее хватило на то, чтобы убить двоих… Месть?..
Но эта сила ушла, и теперь его могли поднять на ноги только разум и воля.
Он поднялся на четвереньки и пополз. Остановился, отдохнул… прополз еще несколько футов… Голова кружилась. По полу протянулся кроваво-слизистый след.
Саттон нащупал порог двери моторного отсека, дотянулся до ручки, со всей мочи дернул ее вниз, но пальцы только скользнули по гладкому металлу, и он рухнул на пол.
Долго-долго лежал он, не шевелясь, потом попытался еще раз, и ручка поддалась, он опять упал, но уже на пороге распахнутой двери…
Казалось, прошла вечностью когда, наконец, он с большим трудом встал на четвереньки и пополз вперед, медленно-медленно, дюйм за дюймом…
30
Когда Саттон очнулся, кругом была темнота. Темнота и неизвестность. Неизвестность и… удивление.
Он лежал на гладкой и твердой поверхности, над головой нависал металлический козырек, рядом что-то ревело и ворчало, одной рукой Саттон обнимал эту ворчащую штуку. Он понял, что так и спал, обняв ее, прижавшись к ней, как ребенок прижимается к любимому плюшевому мишке.
Сколько прошло времени? Где он находится? Опять воскрес?
Глаза постепенно привыкали к темноте, и он различил на полу темную дорожку, протянувшуюся через порог в соседнее помещение. Он лежал и думал о том, кто бы это мог так наследить и куда этот кто-то подевался. Может быть, думал он, этот кто-то все еще здесь, и опасен.
Но довольно скоро он понял, что никого нет, он — один; ощутил вибрацию двигателя… Ага! Вот он и назвал эту штуку своим именем! Теперь понятно, что это такое. Название пришло чуть раньше, чем понимание, что было несколько странно.
Итак, рядом с ним двигатель, он лежит на полу, а над головой потолок, стало быть — крыша.
Тесновато, подумал он. Двигатели… Дверь, ведущая… Куда?
Корабль! Вот что это. Он на корабле. Так. Ну, а этот кровавый след на полу?
Сначала он решил, что какое-то немыслимое существо здесь проползло, оставив за собой след собственной слизи, но потом вспомнил… Это он сам полз, полз к двигателям.
Саттон лежал неподвижно, вспоминал, и ему стало интересно проверить, на самом ли деле он жив. Он поднял руку, прикоснулся к груди. Рубашка продырявлена, обожжена, ткань рассыпалась под пальцами, но грудная клетка была цела, кожа гладкая. Никаких тебе дыр.
Значит, это возможно, подумал он. Все подтвердилось — мой организм впитывает энергию звезд. Получив первый импульс от астероида, он восстановился, а сил набрался от двигателя. Двигатель был ближе, чем звезды, поэтому Джонни и подсказал, что нужно идти к нему. Я приполз сюда, этот жуткий мертвенный след — мой. Спал, обнявшись с реактором. И мое удивительное тело — этот удивительный потребитель энергии — зарядилось от него, от раскаленных камер реактора.
Я снова цел и невредим.
У меня опять есть тело, в нем течет кровь, я могу дышать. Могу вернуться на Землю.
Он поспешил прочь из машинного отделения.
Призрачный свет далеких звезд озарял кабину, рассеиваясь по стенам, как алмазная пыль. На полу распростерлись два тела — одно посередине кабины, другое в углу.
Какое-то мгновение Саттон соображал, откуда они здесь. Его человеческая сущность содрогнулась при виде черных безжизненных тел, но другая половина — холодное, жесткое ядро — бесстрастно взирала на чужую смерть.
Он тихо подошел, опустился на колени. Вроде Кейз, подумал он. Кейз был высокий и худой. Переворачивать труп и разглядывать лицо не хотелось.
Саттон обыскал убитого. Вещей в карманах было немного, и он быстро нашел, что искал.
Не поднимаясь с колен, он открыл книгу на титульной странице. Все то же самое, только внизу тоненькая строчка:
Перед ним лежала его книга, его исправленная книга, и те, кто издал ее, назывались ревизионистами. А другие? Саттон размышлял, перебирая названия. Как могли называться другие? Фундаменталисты? Ортодоксы? Неважно. Дальше шли две чистые страницы, и начинался текст.
«Мы не одиноки.
Никто и никогда не одинок.
С тех самых времен, когда на самой первой в Галактике планете появились первые признаки жизни, но не было ни единого существа, которое бы летало, ходило, ползало или прыгало по тропе жизни в одиночку…»
Внизу страницы была сноска:
«Это — первое из многих утверждений, которое, будучи неверно интерпретированным, вызвало у
