благовоний давно улетучился бесследно. Остались только какие-то таинственные гулкие раскаты и пустота, царящая здесь уже много столетий.
Аббат снова двинулся вперед, остальные последовали за ним, разбудив эхо, наполнившее воздух звуками сотен шагов.
Они обошли весь храм, тщательно обыскав даже самые укромные уголки часовни и ризницу, крытые аркады и крипты, кухню и трапезную, внутренние дворики и библиотеку со шкафами, доверху набитыми рукописными свитками. На всем лежал толстый слой пыли, которая поднималась в воздух, потревоженная их шагами. Они не могли удержаться от чихания, которое эхо повторяло множество раз, как будто вокруг чихали миллионы призраков. Они попробовали позвать священника, хоть и не знали толком, как это сделать, не зная его имени, но скоро были вынуждены отказаться от своих попыток: повторяемые эхом, крики порождали такие громкие и многократные отклики, что они ничего не смогли бы услышать, даже если бы священник был здесь и захотел отозваться.
Повсюду они натыкались на надгробия, разбросанные без всякого порядка, даже в самых неожиданных и уединенных уголках. Каменная крышка одного из них свалилась или была сброшена и лежала расколотая на полу, и в саркофаге были видны истлевшие останки его обитателя. У фигуры ангела на другом надгробии была отбита голова, и ее белые, как снег, осколки валялись вокруг. Купель оказалась перевернута, покрывавшая ее тонкая резьба местами сбита.
Если не считать рукописей, найденных в библиотеке, ничего ценного в храме не осталось. Алтарь был гол, шкафы, где должны были храниться ризы, драгоценные сосуды и другие принадлежности богослужения, стояли пустые.
– Основательно здесь все разграблено, – заметил Шишковатый.
– Может быть, и нет, – сказал аббат. – Благочестивые отцы могли все унести с собой, чтобы ничего не попало в лапы Нечисти.
В конце концов, когда они уже начали отчаиваться в успехе своих поисков, в крохотной часовенке, которая притаилась в укромном углу восточного крыла и была замечена ими только случайно, они нашли того, кого искали. Во всяком случае, то, что от него осталось.
На полу лежали разбросанные в беспорядке человеческие кости. Кое-где среди них валялись клочки черной ткани – по всей вероятности, остатки сутаны. На костях виднелись остатки мяса и хрящей. Шишковатый поднял с пола череп и показал остальным. Нижняя челюсть еще держалась на месте, и видно было, что в черепе не хватает четырех передних зубов – двух сверху и двух снизу.
– Вот он, наш священник, – сказал Шишковатый.
Харкорт кивнул:
– Дядя говорил, что у него не было зубов. Из-за этого он говорил так невнятно, что трудно было разобрать слова.
– Вурдалаки, – сказал Шишковатый.
– Вурдалаки, – согласился Харкорт. – Вурдалаки или гарпии.
– Ты, кажется, говорила, что Нечисть старается держаться подальше от таких мест? – спросил аббат, обращаясь к Нэн.
– Про вурдалаков никогда ничего наверняка не скажешь, – ответила та. – Вся остальная Нечисть – это одно, а вурдалаки – другое. Им бы только набить брюхо мясом, неважно чьим.
В углу часовни, на полу, лежала куча одеял и овчин, служившая ложем. Рядом, у примитивного очага, стояли сковородка и котелок. Стена над очагом, когда-то украшенная росписью, была сплошь покрыта копотью.
– Тут он и жил, – сказал аббат. – Тут проводил свои дни в благочестивых раздумьях.
– И тут умер, – добавил Шишковатый. – Наверное, они подкрались к нему, когда он спал. Судя по всему, это случилось не так уж давно, всего несколько дней назад.
– А мы оказались в тупике, – сказал Харкорт. – Теперь некому объяснить нам, как добраться до того поместья.
– Надо идти на запад, – сказал Шишковатый. – Это-то мы знаем точно.
– Мы найдем его, – сказала Иоланда. – Найдем, я уверена.
– Нам надо придумать какой-то план, – сказал Харкорт. – Нельзя кидаться во все стороны сразу.
Они собрали кости, завернули их в одно из одеял и вынесли в сад. Там они выкопали неглубокую могилу и предали кости земле под заупокойную молитву аббата.
– Я не знаю, как его звали, – сказал потом огорченный аббат. – Пришлось называть его дорогим усопшим братом, и мне все казалось, что этого недостаточно.
– Ничего, по-моему, всё сошло хорошо, – успокоил его Шишковатый. – Ты молился с большим чувством, держался достойно и был трогательно печален.
Аббат сердито взглянул на него:
– Опять надо мной насмехаешься?
– Мой дорогой аббат, ты же знаешь, я никогда ни над кем не насмехаюсь. Мне бы это и в голову не пришло.
Харкорт сделал вид, что не замечает их перебранки, и двинулся назад, к храму. Иоланда шла рядом, остальные следовали сзади.
– У меня почему-то не выходит из головы эти горгульи, вырезанные из дерева, – сказал ей Харкорт. – Они очень похожи на ту, что я видел у тебя в мастерской. Можно, я выскажу одну догадку?
– Если ты это сделаешь, мой господин, ты ошибешься, – ответила она.
– Но ведь ты бывала здесь.
