– Раз и навсегда – зови меня Валентином.
– Если ты приказываешь…
– Приказываю.
– Скажи… Валентин, что будешь делать?
– Работать со скандарами, – ответил он. – Продолжать жонглировать. Совершенствовать мастерство. Внимательно следить за снами. Выжидать, стараться понять. Что еще я могу сделать, Карабелла?
Он легко дотронулся до ее руки. Карабелла на секунду сжалась, но затем положила другую руку на его. Он улыбнулся.
– Что еще я могу сделать, Карабелла?
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КНИГА МЕТАМОРФОВ*
1
Гейрогский город Долорн был чудом архитектуры, городом застывшего блеска он тянулся на двести миль вверх и вниз по Ущелью Долорна. Хотя город покрывал такое огромное пространство, в нем преобладали вертикали; конструкции, строго выдержанные в материале, поднимались, как острые клыки, из мягкой, богатой гипсом почвы. Единственным одобряемым в Долорне строительным материалом являлся местный камень, легкий, воздушный кальцит высокого отражательного индекса, сверкающий, как кристалл, даже как бриллиант. Из него жители Долорна строили свои высокие островерхие здания, украшали их балконами, парапетом, громадными пламенеющими опорами с парящими консолями, сталактитами и сталагмитами, кружевными мостами, перекинутыми высоко над улицами, колоннадами и куполами, навесами и пагодами. Жонглерская труппа Залзана Кавола вошла в город ровно в полдень, когда солнце стояло над головой и на стенах титанических башен танцевали потоки как бы белого пламени. У Валентина дух захватило от удивления. Какой изумительный показ света и формы!
Долорн насчитывал четырнадцать миллионов жителей и считался крупным городом на Маджипуре, но не из крупнейших. На континенте Алханрол, как говорили Валентину, город такой величины не представлял ничего особенного. И даже здесь, на самом пасторальном континенте Зимрол, были такие же и еще большие города. Но, конечно, ни один из них не мог сравниться с Долорном по красоте, подумал Валентин. Долорн был холодным и огненным одновременно. Его сверкающие шпили настойчиво привлекали внимание, как холодная, неотразимая музыка, как пронизывающие звуки мощного органа прокатывающиеся через мрак космоса.
– Сельской гостиницы здесь нет! – радостно крикнула Карабелла. – Мы будем жить в отеле с тонкими простынями и мягкими подушками!
– Неужели Залзан Кавол так расщедрится? – усомнился Валентин.
– А куда ему деться? Долорн предлагает только роскошное жилье. Если мы ночуем здесь, то либо спим на улице, либо как герцоги. Третьего не дано.
– Спать как герцоги? – Валентин пожал плечами. – А почему бы и нет?
Утром перед уходом из гостиницы он взял с Карабеллы клятву никому не говорить о ночных событиях – ни Слиту, ни скандарам, ни даже толкователю снов, если Карабелле вдруг понадобиться встреча с таковым. Он потребовал, чтобы она поклялась именами Леди, Понтификса и Короналя. Он потребовал также, чтобы она обращалась с ним, как если бы он всегда был, есть и будет странствующим жонглером Валентином. Требуя клятвы, Валентин говорил с силой и достоинством Короналя, так что бедная Карабелла стоя на коленях и дрожа, так же боялась его, как если бы на нем была звездная корона. Он же чувствовал себя в какой-то степени обманщиком, поскольку отнюдь не был убежден, что странные сны прошлой ночи придали ему цену. Но все же этими снами нельзя было пренебречь и следовало принять предосторожности – тайну, обман. Такой маневр пришел к нему неожиданно. Он даже взял клятву и с Делиамбера, хотя сомневался, можно ли верить вруону и колдуну, но Делиамбер, похоже, совершенно искренне поклялся хранить тайну.
– Кто еще знает об этих делах? – спросил Делиамбер.
– Только Карабелла, но я ее связал такой же клятвой.
– Ты ничего не говорил хьорту?
– Виноркису? Ни слова. А почему ты спрашиваешь?
– Уж очень он внимательно следит за тобой. И задает слишком много вопросов. Не люблю я его.
Валентин пожал плечами.
– Хьортов трудно любить. Но чего ты опасаешься?
– Он хорошо закрывает свой мозг. И аура у него темная. Держись от него подальше, Валентин, иначе он принесет тебе беду.
Жонглеры проехали по широким сверкающим улицам до отеля. Их вел Делиамбер, у которого, похоже, была в голове карта любого уголка Маджипура. Фургон остановился перед башней громадной высоты и поразительно фантастической архитектуры, с минаретами и сводчатыми арками и сияющими восьмиугольными окнами. Выйдя из фургона, Валентин остановился и раскрыв рот, с трепетом оглядывался.
– Ты выглядишь так, словно тебя по голове огрели – ворчливо заметил Залзан Кавол. – Никогда не видел Долорна?
Валентин сделал уклончивый жест. Его дырявая память ничего не знала о Долорне; но кто хоть раз видевший этот город, мог бы забывать его? Он спросил:
– Есть ли что-нибудь более замечательное во всем Маджипуре?
– Да, – ответил скандар, – миска горячего супа. Кружка крепкого вина. Шипящее на открытом огне жаркое. Ты не можешь есть прекрасную архитектуру. Даже Горный Замок не имеет никакой цены для голодного. – Залзан Кавол фыркнул, довольный собой, и, подняв свой багаж, шагнул в отель.
Валентин смущенно сказал ему вслед:
– Я ведь говорил только о красоте города!
Тилкар, обычно самый молчаливый из скандаров, сказал:
– Залзан Кавол восхищается Долорном куда больше, чем ты думаешь, но никогда в этом не признается.
– Он высказывает восхищение только перед Пилиплоком, где мы родились, – вставил Гейбор Херн. – Ему кажется нелояльным сказать доброе слово о любом другом месте.
– Ш-ш-ш! – сказал Ирфон Кавол. – Вот он!
Их старший брат появился в дверях.
– Ну? – крикнул он. – Долго вы будете стоять? Через полчаса репетиция!
Его желтые глаза сверкали, как у лесного зверя. Он заворчал, сжал четыре кулака и снова исчез.
Странный хозяин, подумал Валентин. Где-то глубоко под грубой шкурой находится цивилизованная и даже – кто знает – добрая личность. Но Залзан Кавол изо всех сил старался быть грубым.
Жонглеров пригласили выступить в Непрерывном Цирке Долорна – городское увеселение, работающее круглосуточно и круглый год. Гейроги, преобладающие в этом городе и в окружающей провинции, спали не по ночам, а по сезонам, по два-три месяца, в основном, зимой, а когда бодрствовали, неутомимо требовали развлечений. По словам Делиамбера, они хорошо платили, а в этой части Маджипура никогда не бывало избытка странствующих артистов.
Когда труппа собралась на послеобеденную репетицию, Залзан Кавол объявил, что они выступают после полуночи, с четырех до шести.
Валентин расстроился: он особенно ждал в эту ночь руководства, которое мог дать ему сон после прошлых тяжелых открытий. Но можно ли ждать полезных снов, если самые подходящие для этого часы он проведет на эстраде.
– Мы можем лечь спать пораньше, – заметила Карабелла. – Сны приходят в любой час. Или, может, тебе назначено время для послания?
Это было нахальное заявление для той, которая еще так недавно трепетала перед Валентином. Он улыбнулся, показывая, что не обижен – он заметил тень сомнения, мелькнувшую за ее насмешливостью, и
