конец. Я устал от Маджипура. Если мне суждено умереть здесь, я предпочел бы сделать это поскорее.
– Прости нас, что мы освободили тебя, – ядовито сказала Карабелла.
– Нет, нет, я не хочу быть неблагодарным. Только… – Кон сделал паузу. – Мне тяжело здесь. И на Кайноморе тоже. Есть ли во Вселенной место, где жизнь не означает страдание?
– А чем она плоха? – спросила Карабелла. – Мы находим ее вполне терпимой. Даже самая плохая и то достаточно терпима в сравнении с ее альтернативой. – Она засмеялась. – А ты всегда такой угрюмый?
Чужак пожал плечами.
– Если ты счастлива, я рад и могу позавидовать. Я нахожу существование тяжелым, и жизнь – бессмысленной. Но это слишком мрачные мысли для того, что только что был освобожден. Я благодарен вам за помощь. Как вы попали в Пьюрифайн и куда теперь едете?
– Мы жонглеры, – сказал Валентин, остро глянув на остальных. – Мы приехали в эту провинцию, думая, что здесь для нас будет работа. Если нам удастся выбраться отсюда живыми, мы поедем в Ни-мойю там же по реке в Пилиплок.
– А откуда?
Валентин сделал неопределенный жест.
– Кое-кто из нас хочет совершить паломничество на Остров Сна. Ты знаешь о нем? А куда хотят ехать остальные – не могу сказать.
– Мне надо добраться до Алханрола, – сказал Кон. – Это моя единственная надежда попасть домой, поскольку с этого континента это невозможно. Может быть, в Пилиплоке я сумею устроить себе переезд через море. Могу ли я ехать с вами.
– Конечно.
– Но у меня нет денег.
– Понятно, – сказал Валентин. – Но это не имеет значения.
Фургон быстро ехал через ночь. Никто не спал, разве что ненадолго задремывал. Снова пошел дождь. В темноте леса опасности могли подстерегать со всех сторон, но, как ни странно, легче было, что в темноте ничего не видно, а фургон ехал без задержки.
Примерно через час Валентин увидел, что перед ним стоит Виноркис, тяжело дышит, как пойманная рыба, и весь дрожит.
– Милорд? – тихо сказал он.
Валентин кивнул хьорту.
– Ты расстроен, Виноркис.
– Милорд, могу ли я сказать… я должен сделать страшное признание…
Слит открыл глаза и сурово посмотрел на Виноркиса. Валентин сделал Слиту знак молчать.
– Милорд, – продолжал Виноркис, замолчал и начал снова: – Милорд, в Пидруде ко мне пришел человек и сказал: «В такой-то гостинице есть высокий блондин, иностранец, и мы считаем, что он совершил страшные преступления.» Этот человек предложил мне целый кошелек крон, чтобы я держался поближе к этому светловолосому иностранцу, куда бы тот ни пошел, и сообщал о его действиях имперским прокторам каждые несколько дней.
– Шпион? – рявкнул Слит и схватился за кинжал на бедре.
– Кто этот человек, что нанял тебя? – спокойно спросил Валентин.
– Кто-то из службы Короналя, судя по одежде. Имени своего он не захотел сообщить.
– И ты давал эти рапорты? – снова спросил Валентин.
– Да, милорд, – прошептал Виноркис, глядя в пол. – В каждом городе. Через некоторое время я с трудом верил, что ты, как мне сказали, преступник, потому что не вежливый, ласковый, и у тебя добрая душа, но я взял деньги, и мне давали еще за каждый рапорт…
– Позволь мне тут же убить его, – резко сказал Слит.
– Убийства не будет, – сказал Валентин. – Ни сейчас, ни позже.
– Он опасен, Милорд.
– Нет, теперь уже не опасен.
– Я никогда не доверял ему, – сказал Слит. – И Карабелла, и Делиамбер. Не потому, что он хьорт, а за его вечные хитрости, намеки, слежку, за его вопросы, за то, что он отовсюду тянул информацию.
– Я очень прошу простить меня, – сказал Виноркис. – Я же не знал, кого предаю, Милорд.
– И ты веришь ему? – спросил Слит.
– Да, – ответил Валентин. – Почему бы и нет? Он не знал, кто я, я и сам не знал этого. Ему велели следить за блондином и информировать правительство. Что плохого он сделал? Он думал, что служит Короналю. За его лояльность нельзя платить кинжалом, Слит.
– Милорд, ты иной раз бываешь чересчур наивным, – сказал Слит.
– Наверное, да. Но не в данном случае. Мы многое выиграем, против него, и ничего не выиграем, если убьем его. – Он повернулся к хьорту: – Я прощаю тебя, Виноркис. Прошу только, чтобы ты был так же предан истинному Короналю, как был по отношению к фальшивому.
– Клянусь, Милорд.
– Иди спать и не бойся.
Виноркис сделал знак горящей звезды попятился и сел в средней части кабины рядом с двумя скандарами.
– Все-таки это неразумно, Милорд. А если он будет продолжать шпионить за тобой? – сказал Слит.
– Кому доносить в этих джунглях?
– А когда мы выйдем из джунглей?
– Я думаю, что ему можно верить, – сказал Валентин. – Я понимаю, что это признание могла быть двойной хитростью, усыпляющей любые наши подозрения. Я не так наивен, как ты думаешь, Слит. Поручаю тебе приглядывать за ним, когда мы снова попадем в цивилизованные места. Но я думаю, ты сам признаешь, что его раскаяние искренне. Я сделаю его полезным для нас.
– Как, милорд?
– Шпион может привести к другим шпионам. Пусть Виноркис поддерживает контакты с имперскими агентами, а?
Слит оскалился.
– Я понял, что ты имеешь ввиду, милорд.
Валентин улыбнулся, и они замолчали.
Да, думал Валентин, ужас и раскаяние Виноркиса были искренними. И дали многое, что Валентину надо было знать. Ведь если Корональ платит большие деньги за слежку за каким-то бродягой от Пидруда до Илиривойна, так ли незначителен этот бродяга? Но, самое главное, исповедь Виноркиса подтверждала все, что Валентин узнал о себе. Вполне понятно, что, если для пересадки его из одного тела в другое использовалась новая и недостаточно проверенная техника заговорщики не знали, насколько постоянным будет опустошение мозга, и вряд ли рискнули бы пустить Короналя бродить по стране без наблюдения. Значит, рядом был шпион, И, вероятно, не один, и была угроза немедленных действий, если до узурпатора дойдут сведения, что к Валентину возвращается память. Интересно бы знать, насколько тщательно имперские силы выслеживают его и где именно на его пути в Алханрол они вмешаются.
За окнами фургона стоял ночной мрак. Делиамбер и Лизамон бесконечно совещались с Залзаном Каволом насчет дороги. Второе большое поселение метаморфов – Авандройн – находилось где-то к юго- востоку от Илиривойна, в ущелье между двумя большими горами, и дорога, по которой они ехали, похоже, вела туда. Конечно, вряд ли было разумно лезть в другой метаморфский город. Туда уже наверняка дошел слух об освобождении пленников и об отъезде фургона. И еще опаснее было ехать назад, к Пьюрифайнскому Фонтану.
Валентин не спал, сотню раз возобновлял в памяти пантомиму метаморфов. Она походила на сон, но не была сном, Валентин стоял достаточно близко, чтобы дотронуться до своего двойника, и отчетливо видел быстрые смены лица. метаморфы знали истину лучше, чем он сам. Может, они читают мысли, как иногда Делиамбер? Что они чувствовали, зная, что между ними свергнутый Корональ? Конечно, не страх и благоговение: Коронали для них ничего не значили, были всего лишь символом их падения тысячи лет назад. наверное, им было даже смешно, что наследник Лорда Стиамота бросает дубинки на их фестивале и
