Ему все труднее было держаться прямо: помахать рукой, кивнуть, улыбнуться, помахать, улыбнуться, кивнуть. Все идет нормально. Все. Абсолютно. Но когда же, когда же конец?
Оставалось еще полтора часа. Но вот завершение, и королевская свита по подземному ходу быстро перешла в апартаменты, приготовленные для Коронала во дворце лорда-мэра в дальнем конце площади. Когда они остались вдвоем, Карабелла сказала:
— Мне показалось, Валентин, что ты там начал заболевать.
Он постарался, чтобы его ответ звучал как можно беззаботней.
— Если скука — недуг, то тогда и впрямь заболел.
Она немного помолчала. Потом спросила:
— Неужели так необходимо продолжать процессию?
— Ты же знаешь, что у меня нет выбора.
— Я боюсь за тебя.
— Отчего, Карабелла?
— Временами я тебя просто не узнаю. Кто этот погруженный в свои мысли раздражительный человек, с которым я делю ложе? Что случилось с мужчиной по имени Валентин, которого я знала когда-то в Пидруиде?
— Он по-прежнему здесь.
— Надеюсь. Но он не виден, как солнце, когда его затмевает луна. Какая тень легла на тебя, Валентин? Какая тень легла на мир? Что-то загадочное произошло с тобой в Лабиринте. Что это было? Отчего?
— Лабиринт для меня страшное место, Карабелла. Возможно, я чувствовал, что замурован там, похоронен заживо, задыхаюсь… — Он покачал головой. — Да, очень странно. Но теперь Лабиринт далеко позади. Как только наше путешествие стало проходить по более приятной местности, я почувствовал, что мое былое «я» возвращается, ко мне вновь пришли радость жизни, любовь, и я…
— Себя-то ты, может, и обманешь, но только не меня. Тебе все это не доставляет никакой радости. Поначалу ты с жадностью впитывал все, что только можно — хотел везде побывать, все увидеть, все попробовать, — но этого больше нет. Я вижу по твоим глазам, по лицу. Ты двигаешься как во сне. Неужели ты станешь отпираться?
— Да, я устаю. Признаюсь.
— Тогда прекрати процессию! Вернись на Гору, которую ты любишь, где всегда был счастлив!
— Я Коронал. На Коронала возложена священная обязанность являться народу, которым он правит. Это мой долг перед людьми.
— А в чем тогда твой долг перед собой?
Он пожал плечами.
— Пощады, миледи! Даже если мне становится скучно, а мне на деле скучно — не стану отрицать, что уже во сне слышу все эти речи и вижу нескончаемые вереницы жонглеров и акробатов, — все же, от скуки еще никто не умирал. Процессия — моя обязанность. Я должен ее продолжать.
— Ну тогда отмени поездку на Цимроель. Одного континента больше чем достаточно. У тебя и так уйдут месяцы лишь на то, чтобы возвратиться на Замковую Гору, если ты будешь останавливаться по дороге в каждом крупном городе. А еще и Цимроель? Пилиплок, Ни-мойя, Тил-омон, Нарабал, Пидруид — на них уйдут годы, Валентин!
Он медленно покачал головой.
— Мне положено заботиться обо всех, а не только о тех, кто живет на Алханроеле, Карабелла.
Взяв его за руку, она сказала:
— Я понимаю. Но, может быть, ты слишком требователен к себе. Еще раз прошу: подумай о том, чтобы исключить Цимроель из своих планов. Хорошо? Ну хоть пообещай, что подумаешь.
— Если бы я мог, то вернулся бы на Замковую Гору сегодняшним же вечером. Но увы — я должен продолжать путь.
— Ты надеешься сегодня ночью в храме поговорить во сне с Леди?
— Да, — ответил он, — но…
— Тогда дай слово, что, если тебе удастся проникнуть в ее разум, ты спросишь у нее, следует ли ехать на Цимроель. Пусть ее совет будет для тебя путеводной звездой, как бывало уже не раз. Обещаешь?
— Карабелла…
— Обещаешь? Только спроси!
— Хорошо. Спрошу. Это я обещаю.
Она лукаво посмотрела на него.
— Похожа я на сварливую жену, Валентин? Когда так мучаю и извожу тебя? Ты же знаешь, что это только из любви к тебе.
— Да, знаю, — сказал он, привлек ее к себе и обнял.
Больше они не разговаривали, поскольку наступило время для восхождения на Алайсорские высоты к храму Леди. Уже опускались сумерки, когда они начали путь по узкой извилистой дорожке; огни Алайсора мерцали и искрились позади, напоминая миллионы ярких самоцветов, небрежно разбросанных по долине.
Верховная жрица Амбаргарда, рослая, осанистая женщина с колючим взглядом и ослепительными белыми волосами, ожидала Коронала у калитки храма. В то время, как восхищенные служки смотрели на него во все глаза, она произнесла краткую и теплую приветственную речь — сказала, что он первый Коронал, который посетил храм после Лорда Тивераса во время его второй процессии — и повела через сад. Вскоре в поле зрения появился сам храм: длинное невысокое строение из светлого камня, без всяких украшений, даже суровое на вид, расположенное в обширном парке, величественном в своей простоте и очаровании. Западный фасад, обращенный в сторону моря, полумесяцем огибал выступ утеса, а разнесенные под острыми углами крылья были направлены на восток.
По просторной галерее Валентин прошел в небольшой портик, казавшийся продолжением края утеса. Здесь он постоял немного, храня молчание, в то время как Карабелла и верховная жрица находились рядом, а Слит с Тунигорном немного поодаль. Здесь было восхитительно тихо: до Коронала не доносился ни один звук, кроме, разве что, пения прохладного ветерка, без передышки задувавшего с северо-запада, и легкого шелеста, сопровождавшего колыхание алого плаща Карабеллы. Он смотрел вниз на Алайсор. Огромный морской порт раскинулся у подножия утеса подобно гигантскому раскрытому вееру, протянувшись так далеко на север и юг, что границ его не было видно. Колоссальные проспекты темными спицами пересекали город из конца в конец, сходясь у отдаленного, еле различимого кольца обширных бульваров, где вздымались к небу шесть остроконечных обелисков: то была гробница Лорда Стиамота, победителя метаморфов. А дальше виднелось только окутанное низкой дымкой темно-зеленое море.
— Пойдемте, мой лорд, — сказала Амбаргарда. — Последний свет дня уходит. Позвольте показать вам ваши покои.
Этой ночью он будет спать один в келейке рядом с молельней. Ему не придется ни есть, ни пить ничего, кроме вина толкователей снов, которое раскроет его душу перед Леди. Когда Амбаргарда ушла, он повернулся к Карабелле и сказал:
— Я не забыл о своем обещании, любимая.
— Я знаю. Ах, Валентин, я молю только об одном: чтобы она велела тебе вернуться на Гору!
— А ты подчинишься, если она велит что-нибудь другое?
— Как я могу не подчиниться любому твоему решению? Ты Коронал. Но я молюсь, чтобы она посоветовала тебе вернуться. Хороших сновидений, Валентин.
— Хороших сновидений, Карабелла.
Она ушла. Он постоял немного у окна, наблюдая, как темнота поглощает берег и море. Где-то к западу, далеко за горизонтом, лежит Остров Снов, владение его матери, где обитает милосердная и благословенная Леди, которая принесла мудрость в заждавшийся мир. Валентин пристально смотрел в сторону моря, разыскивая среди туманов и сгущающейся тьмы — как будто достаточно было лишь всмотреться, чтобы увидеть — сверкающие белые меловые уступы, на которых покоился остров.
Раздевшись, он лег на простую койку, составлявшую единственный предмет обстановки в комнате,
