– Тогда, наверное, тебе ведомо, и как он нашел Звезду и почему он положил ее в ларец?
– Он принес ее из Волшебной Страны – об этом ты и сам мог бы догадаться. Он спрятал ее в надежде, что ты, единственный его внук, когда–нибудь найдешь ее. Он рассказал мне об этом, рассчитывая на мою помощь. Это был отец твоей матери. Не знаю, что она тебе о нем рассказывала, но вряд ли многое. Его звали Рейдер–Путешественник, потому что в молодости он много путешествовал и многое успел повидать. Потом он осел в Вуттоне и стал Кухмейстером, но ушел из деревни, когда тебе было всего два года, и на его место, за неимением лучшего, выбрали этого бедолагу Нокса. Как мы и рассчитывали, в свое время стал Кухмейстером и я. В этом году мне снова предстоит стряпать Большой Кекс. На памяти людей не было еще Кухмейстера, который делал бы это дважды. Я хочу положить твою Звезду в Большой Кекс.
– Хорошо, возьми ее, – сказал Кузнец и посмотрел Кухмейстеру в глаза, пытаясь проникнуть в его мысли. – Ты знаешь, кто ее найдет?
– Что тебе до того?
– Просто хотелось бы знать. Мне было бы легче с ней расстаться, если бы я знал. На беду, сын моей дочери еще слишком мал.
– Может быть, может быть. Поживем – увидим.
Больше они не проронили ни слова и продолжали путь в молчании до самых пределов Волшебной Страны. Дойдя до Вуттона, они вошли в Ратушу. Это было на закате, и через просторные окна лился алый свет. Позолота на резной парадной двери светилась, а под потолком, в витражных окнах, маячили причудливые многоцветные фигуры. Незадолго до того Ратушу вновь выстеклили и вызолотили, хотя перед этим и поспорили немало на Общинном Сходе. Кое–кто называл позолоту «дурным новшеством», однако умные головы понимали, что это не что иное, как возврат к обычаю. Но, как только Кухмейстер сказал, что это не будет стоить общине ни гроша, поскольку он платит из своего кармана, сразу воцарилось единодушие. Кузнецу никогда раньше не приходилось видеть эту новую отделку в предзакатном свете, так что он стоял, разинув рот и позабыв, с чем пришел.
Эльфи тихо взял его за руку и провел к маленькой дверце. Открыв дверцу, он впустил Кузнеца в кладовую. Там он зажег длинную свечу, открыл шкаф и извлек из него черный ларец. Ларец недавно почистили, навели блеск и украсили серебряной филигранью.
Кухмейстер открыл крышку и показал ларец Кузнецу. Только один ящичек был пуст – все остальные были полны свежих пряностей, таких душистых, что у Кузнеца потекло из глаз. Тогда он приложил руку ко лбу, и Звезда с готовностью легла ему на ладонь. В этот же миг он почувствовал боль, такую острую, что слезы рекой хлынули по его лицу. Хотя Звезда сияла как никогда ярко, он видел вместо нее лишь размытое и далекое пятно света.
– Я ничего не вижу, – сказал Кузнец. – Положи ее в ящичек сам.
Он протянул руку, и Эльфи взял с его ладони Звезду и положил ее в ящичек. Звезда сразу погасла.
Не проронив ни слова, Кузнец повернулся и начал на ощупь искать путь наружу. На пороге он снова прозрел. Уже наступил вечер, и в небе сияла яркая луна, а под ней – звезда вечерняя. Он залюбовался было на их красоту, но чья–то рука легла ему на плечо, и Кузнец очнулся.
– Ты отдал мне Звезду по собственной воле, – сказал Эльфи. – Если ты все еще желаешь знать, кому достанется Звезда, я скажу тебе.
– Скажи.
– Она достанется тому, на кого укажешь ты.
Кузнец вздрогнул.
После некоторого молчания он молвил нерешительно:
– Не знаю, что скажешь ты про мой выбор, потому что нет у тебя особых причин любить Ноксову родню. Я знаю, что его маленький правнук Тим Нокс из Таунсенда зван на Праздник… Те Ноксы, которые из Таунсенда, они совсем другие…
– Я знаю. У мальчика мудрая мать…
– Да, это сестра моей Нелл. Но Тим мне нравится не по родству. Хотя, конечно, можно и другого выбрать.
Эльфи улыбнулся.
– И вместо тебя можно было другого выбрать. Но, скажу тебе, выбор наш совпадает.
– Зачем тогда ты просил меня выбирать?
– Такова была воля Королевы. Если бы ты назвал другого, мне бы пришлось уступить.
Кузнец пристально посмотрел на Эльфи и низко тому поклонился.
– Теперь мне ясно, сир! – сказал Кузнец. – Мы не заслужили этой чести.
– Ты вел себя достойно, – ответил Эльфи. – Ступай с миром.
Когда Кузнец добрался до своего дома на западной окраине деревни, он увидел своего сына на пороге кузницы. Сын только что ее запер, исполнив дневной урок, и теперь вглядывался в белую пыль дороги, по которой обычно возвращался из странствий отец. Заслышав шаги, он удивился, когда понял, что они звучат со стороны Вуттона, и побежал отцу навстречу. Нежно обнял он отца, радуясь его возвращению.
– Я ждал тебя со вчерашнего дня, папа! – сказал он.
Вглядевшись в лицо Кузнеца, он добавил:
– У тебя такой усталый вид! Верно, много пришлось шагать?
– Порядком, сынок. От Утренней Зари и до самого Заката.
Они вместе вошли в дом. Внутри было темно, тускло мерцал очаг. Сын зажег свечи и присел рядом с отцом. Они не говорили, потому что Кузнец был опечален душой и измучен телом. Наконец он огляделся, словно приходя в себя.
– Почему больше никого нет? – спросил он. Сын посмотрел на него с упреком:
– Неужели ты не помнишь, что сегодня исполняется два года сыночку Нэн? Мама ушла к ним, в Малый Вуттон. Они и тебя сегодня ждали.
– Да, верно. Я должен был прийти, но попал в такой переплет, что обо всем позабыл. Не обо всем, однако. Про маленького Тима–то я помню.
Он извлек из–под куртки мешочек из мягкой кожи.
– Я тут ему подарок принес. Не Бог весть что, конечно, – безделица, как говорит старик Нокс, но ведь она все же из Волшебной Страны, Нед!
Из мешочка Кузнец достал серебряную вещицу, очень похожую на тонкий стебелек лилии с тремя хрупкими цветками–колокольчиками на верхушке. Колокольчики они и были, потому что стоило потрясти стебелек, как цветы отзывались разноголосым звоном. От тихого ясного их звука замерцало пламя свечей, а затем вспыхнуло на миг нестерпимо белым огнем.
Нед смотрел на чудо изумленными глазами.
– Дай мне посмотреть, папа! – сказал он и осторожно взял вещицу из отцовых рук.
– Какая тонкая работа… – выдохнул он, вглядевшись получше. – Да еще и пахнет–то как! И запах знакомый, только вот никак не вспомню, на что же это похоже…
– Как звук умолкнет, так и начинают пахнуть цветы. Да не держи ты ее так бережно! Это же для малыша сделано, не сломается, не бойся. И все продумано, чтобы не поцарапался, если заиграется.
Кузнец положил вещицу обратно в мешочек и убрал мешочек в карман.
– Завтра я сам схожу в Малый Вуттон, – сказал он. – Надеюсь, Нэн и Том ее, да и твоя мать тоже зла на меня не держат. А малыш Тим, тот еще дней не считает… и недель не считает, и месяцев, и годов…
– Это верно. Ты иди, папа. Я бы тоже с тобой отправился, да вот времени нет. Сегодня я не пошел не потому, что тебя ждал. Просто с работой запозднился. Много ее сейчас и с каждым днем все прибывает.
– Нет уж, Кузнецов сын! Пора и тебе отдохнуть. Хоть и величают меня уже дедом, руки мои еще не ослабели, им только работу подавай. А в две пары рук мы с любой работой управимся. Потому что странствовать мне больше не суждено. Особенно в дальних краях, если ты понимаешь, о чем это я, сынок.
– Неужто это правда, отец? То–то я смотрю, что Звезда погасла… Какая жалость! Он взял руку отца в свою.
