капитан быстро вышел из кабинета.
Лейн вернулся за стол и на какое-то время целиком погрузился в работу, ему начинало казаться, что лежавшая перед ним стопка бумаг никогда не станет тоньше.
Примерно в половине четвертого в Центре детских групп раздался телефонный звонок, и взволнованная женщина, представившись как миссис Джагер, торопливо сообщила дежурному:
— Я едва смогла вырваться на минуту, чтобы сообщить вам, — женщина почти шептала, — что муж только что запретил нашему сыну выходить из дома, пока мы не уедем из города.
— Он угрожает мальчику физической расправой?
— Да.
— Он уже избил его?
— Пока нет, потому что Бад делает вид, что послушался Но завтра мой сын обязательно должен выйти из дома по делам группы, не говоря уже о школе.
— В какую группу он входит?
— В группу “Красная Кошка”. Может, вы им передадите… — Голос вдруг оборвался, и послышался щелчок разъединения.
Дежурный положил трубку и сделал пометку на разложенной перед ним карте. Вдруг он вгляделся в сектор карты, куда нанес значок, и кивком подозвал напарника. Склонившись, они вместе рассмотрели сектор и кивнули друг другу:
— Не очень-то удачная неделька для “Красной Кошки”, верно?
— Боюсь, этим ребятишкам не под силу справиться самим.
Во время обеда Эстелл сидела напротив мужа. Она почти не притронулась к еде и насмешливо смотрела, как голодный муж быстро расправляется с очередным блюдом.
— Тебе, наверное, приятно будет узнать, что я сделала недельный запас твоей самой любимой еды и купила три блока сигарет.
— Я что-то не очень понимаю, повтори еще раз. — Джон отложил вилку и выжидательно нахмурился.
— Я сегодня все утро бегала по магазинам и закупила твоей любимой еды на целую неделю.
Лейн продолжал пристально смотреть на жену, все еще чего-то не понимая, и осторожно сказал:
— По-видимому, я должен замереть от восхищения от такой внимательности…
— Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь? — тихо спросила Эстелл.
— Не знаю — чего? — Лейну уже надоело ходить вокруг да около, и он был готов вспылить.
— Они же провели над тобой суд, иначе они ничего не могли бы сделать.
Лейн с ужасом почувствовал, как его лицо заливает краска стыда, но Эстелл по-женски беспощадно воскликнула:
— Я вижу, что права — ты стал красным, как кирпич! Это ведь произошло вчера поздно ночью, когда ты, как сумасшедший, ворвался в дом, верно?
Джон медлил с ответом, потому что прямая ложь была ему ненавистна, а…
— Да, вчера около нашего дома меня действительно поджидала шайка каких-то подростков. — Он старался говорить как можно равнодушнее. — Я не обратил внимания, что они там лепетали. Но ты считаешь, что это и был суд?
— Это был самый настоящий суд, — подтвердила Эстелл. — И отныне ты переводишься на ограниченную диету сразу, как только закончатся наши припасы. И никаких сигарет.
— Ну что же, перейду на твой кофе, — беззаботно ответил Джон.
— Кофе для тебя тоже отменяется. Считается, что он вреден для здоровья.
Лейн сильно потер подбородок — старая привычка, помогавшая ему сдерживать приступы вспыльчивости, и с деланным спокойствием спросил:
— Как можно понять с твоих слов, вся торговая сеть Спейспорта тесно сотрудничает с Центром детских групп в этом продовольственном шантаже? Меня, по сути дела, лишают еды?
— Ну, нельзя сказать, что тебя полностью оставляют без пищи, — осторожно начала объяснять Эстелл. — Тебя переводят на разумную диету, необходимую для людей твоего типа, которые, как правило, умирают от сердечных приступов или инсульта. Большинство из них не имеют достаточной силы воли, чтобы перейти на правильный рацион питания и бросить курить. Поэтому для вас предусмотрены витамины, минеральные вещества и протеин. Вероятно, ты немного похудеешь, да и сама пища не будет такой уж вкусной, но зато дольше проживешь.
Лейн был ошеломлен, и в его памяти вдруг всплыли слова Миджнейлена:
— Так вот что имел в виду сегодня этот парень, а я так и не понял! — Он задумчиво поглядел в сторону, потом сказал: — Ладно, будь я проклят! Меня сажают на хлеб и воду. А как насчет тебя и Сьюзен?
— Мы имеем право обедать в ресторанах, но, конечно, не будем. — Эстелл пристально посмотрела ему в глаза. — По твоим хитрым глазам я вижу, ты что-то задумал!
— Ради бога, Эстелл! — не выдержал Джон, но тут же замолчал и сидел какое-то время в полной прострации. — Я думал сейчас над тем, как порушить все это безобразие, не отвлекаясь от других, гораздо более важных дел.
Позже, думаю, мы сумеем закупать все необходимое в другом городе и привозить в Спейспорт.
— Что ты, — Эстелл махнула рукой, — они все конфискуют, когда будем проходить пропускную службу.
— Ты шутишь? — Джон был по-настоящему удивлен.
— Детские группы — официальные организации, — терпеливо ответила Эстелл, — и все это время я пыталась втолковать это тебе, но никому не под силу переубедить Джона Лейна, если он что-то для себя решил.
Но муж, казалось, даже не расслышал ее последних слов, продолжая что-то обдумывать.
— Есть простой выход. Раз-другой буду выезжать из Спейспорта по служебным делам и обедать там в ресторане!
— Раз ты занесен в черный список, ты можешь выезжать из города только по служебному предписанию. Конечно, как командующий космическим флотом, ты, вероятно, без труда можешь всякий раз найти предлог для командировки, который никто не поставит под сомнение. Но, сказать по правде, я не представляю, как ты, всегда такой честный и порядочный, можешь без конца выписывать себе фальшивые предписания.
По его лицу было видно, что он и сам сильно в этом сомневается, но он упрямо ответил:
— Возможно, я все-таки сделаю это — для правого дела.
Они молча заканчивали обед. Эстелл не отрывала глаз от настенных часов, чтобы не встречаться взглядом с мужем. Сам Джон хмуро уставился в тарелку. Когда он неожиданно поднял глаза на жену, то увидел на ее лице слабую улыбку, которая сразу исчезла под его взглядом…
К концу обеда, когда Лейн опять перехватил то же выражение на ее лице и неодобрительно посмотрел на нее, она вдруг громко рассмеялась. И теперь, склонившись на стол, безудержно хохотала, видимо, уже не контролируя себя: началась настоящая истерика. Лейн, поначалу раздраженный, с беспокойством обошел стол и склонился над содрогающимся от хохота телом жены. Схватив за руки, он одним рывком поднял ее и крепко прижал к себе, пытаясь остановить судорожно бьющееся худенькое тело.
Наконец судороги стихли, и Эстелл, обессилев, почти повисла на сильных руках мужа. Не отнимая лица от его груди, она невнятно сказала:
— Мне вдруг стало так смешно… Как им удалось заарканить такого старого бутера…
