Дверь закрылась, и один из греков произнес:
— Так, еще двое могут войти!
За входной дверью произошла короткая, но яростная потасовка за первенство, а затем двое победителей, довольно ухмыляясь и тяжело дыша после драки, вошли в комнату. В молчании, которое за этим последовало, один из греков повернулся к другому и проговорил на резком, почти непонятном для Нормы диалекте древнегреческого языка что-то вроде:
— В самой Спарте никогда не было воинов, так стремящихся к битве! Нынешний улов обещает быть удачным!
Ритм их речи и лексика затрудняли понимание, и только через минуту до ее сознания дошло, что было сказано. Теперь ей все стало ясно. Повелители времени искали добровольцев везде, даже в древней Греции, а может быть, забредали и еще дальше в глубь веков. И всегда они использовали всевозможные приманки, зная слабости человеческой натуры и потребность найти выход неудовлетворенным желаниям.
“Сражайтесь за калонийцев” — обращение к идеалистам. “Требуются работники!” — этот призыв отвечает потребности каждого заработать себе на жизнь, еду, уверенность в завтрашнем дне. А теперь призыв к бывшим солдатам — опасность, приключения, хорошая оплата!
Дьявольски точный расчет! И этот подход настолько эффективен, что они сейчас используют людей, уже клюнувших на эту пропаганду, для вербовки других. Это, наверное, люди податливые, которым легко приспособиться ко всему, которые с готовностью становятся винтиками в военной машине Славных, а вернее, пушечным мясом. Предатели! Ее внезапно охватила ненависть ко всем этим людям, которых никто не лишал индивидуальности за непокорность, и она отвернулась от окна.
Она думала: тысячи таких машин! Эти цифры раньше казались бессмысленными, но теперь, на примере еще только одной машины, реальность предстала перед ней во всей своей ужасающей ясности. Подумать только, что было время, когда она действительно в одиночку пыталась противостоять им!
Оставалась проблема, как освободить Джека Гарсена от ужасов грандиозной войны будущего.
Вечерами она бродила по улицам, так как ее не оставлял страх, что в этой квартире они могут прочесть не дающие ей покоя мысли. И еще потому, что находиться в четырех стенах над ужасной машиной, поглотившей многие тысячи людей, было просто невыносимо. Она думала о письме Джека, которое он прислал ей, прежде чем появился сам. Письмо она давно уничтожила, но каждое слово отпечаталось в ее памяти. И среди всего, что там было сказано, она все время мысленно возвращалась к одному и тому же предложению: “Если бы я был на вашем месте, я задал бы себе вопрос: есть ли на мне или при мне что-нибудь металлическое или вообще что-нибудь, что могло быть установлено или передано мне врагом?”
Однажды, когда Норма открывала дверь своей квартиры, она нашла ответ на этот вопрос. Возможно, помогло в этом слишком сильное физическое утомление, которое обострило ее восприятие. А может быть, ее мозг просто устал пропускать без внимания одну и ту же простую вещь, или это был результат интенсивной концентрации мысли в течение многих месяцев. Какова бы ни была причина, главное было в том, что, когда она клала ключ обратно в сумочку, она как-то резко вдруг ощутила свое прикосновение к металлу. Вот оно! Ключ! Металл, металлическая вещь, переданная врагом!
Быстрым движением она снова захлопнула дверь и, охваченная внезапно нахлынувшей паникой, ринулась бегом вниз по темной лестнице на освещенную фонарями улицу. Она не могла вернуться, пока мозг ее представлял собой хаос разрозненных и бессвязных мыслей и образов. Она должна успокоиться и убедиться, что ее догадка верна.
Прошло, наверное, минут тридцать, прежде чем она успокоилась настолько, что уже была способна рассуждать и совершать какие-то осмысленные действия. Она купила небольшую сумку и кое-какие вещи, чтобы наполнить ее: никто не должен знать, что у нее практически нет багажа — что вызывает подозрение, если человек собирается остановиться в гостинице. Она купила небольшие кусачки, пинцет, на тот случай, если кусачки окажутся слишком громоздкими для ее целей, и маленькую отвертку. Затем она пошла в ближайшую гостиницу и сняла там номер на ночь.
Кусачек и пинцета, как выяснилось, было вполне достаточно. Сверху на ключе оказался маленький колпачок, который поддался при первом серьезном нажиме. Дрожащими пальцами она открутила колпачок и увидела внутри крошечную светящуюся головку, как будто внутрь полой металлической трубки вставили раскаленную докрасна иголку. Иголка эта была закреплена сложной паутиной тончайших проводов, которые сами излучали свет.
Она подумала неуверенно, что здесь, возможно, был сконцентрирован сгусток колоссальной энергии, но это соображение не заставило ее отказаться от своих планов. Однако прежде чем дотронуться пинцетом до крошечной головки, она обернула вокруг него свой тонкий кружевной платочек. Затем она слегка дотронулась до светящегося кончика иголки. Кончик чуть-чуть поддался под нажимом ее дрожащей руки, но ничего не произошло. Он продолжал светиться.
С чувством разочарования Норма положила ключ на стол и стала его рассматривать. Такое крошечное, хрупкое устройство! На него оказано давление на одну шестнадцатую дюйма и никакого эффекта. И вдруг ей пришла в голову неожиданная мысль. Она вскочила на ноги и подбежала к зеркалу. На нее смотрело лицо сорокалетней женщины.
Прошло уже несколько месяцев с того времени, как она снова стала двадцатилетней. И теперь, за несколько мгновений она постарела на двадцать лет. Для этого понадобилось только дотронуться пинцетом до головки иголки.
Теперь ей стало понятно, что произошло тогда, в полицейском участке. Это означало, что если только ей удастся вернуть этот стержень на место… Она подождала минуту, пытаясь успокоиться, чтобы не дрожали руки, и чуть-чуть подтянула стержень вверх пинцетом.
Ей снова было двадцать!
Внезапно обессилев, она легла на кровать и подумала, что если бы не Джек Гарсен, она сейчас могла бы забросить этот “ключ” в реку за три квартала отсюда, сесть на первый попавшийся поезд, идущий на запад или на восток, и ей удалось бы тогда скрыться, машина была бы бессильна в отношении нее. Доктор Лелл не стал бы предпринимать серьезных усилий отыскать ее, если бы она затерялась среди огромных масс людей.
Как же просто все оказалось на самом деле! В течение трех долгих лет они держали ее в своей власти при помощи ключа и его способности старить ее. Но все ли это? Она села на постели в испуге. Может быть, как раз они и рассчитывают на то, что их жертвы будут считать себя в безопасности, если будут держать при себе ключ и думать, что таким образом контролируют его воздействие? Из-за Джека Гарсена она, конечно, должна была держать при себе ключ и как будто по-прежнему находиться в его власти. Но было и еще одно, что могло открыть перед ней колоссальные возможности.
Она вновь бережно взяла в руки ключ. Казалось невероятным, что они могли позволить, чтобы такое ценное устройство с такими удивительными свойствами так легко попадало в руки чужим, хотя они и знали, что секрет ключа можно раскрыть.
Она успокоилась и твердой рукой взяла пинцет. Крепко зажав в нем светящуюся головку, она не стала прижимать ее или тянуть вверх, а повернула ее закручивающим движением по часовой стрелке. Раздался еле слышный щелчок, тело ее напряглось, как натянутая струна, и она почувствовала, что падает куда-то в темноту бесконечного пространства.
Из этой бездонной темноты показалась что-то тускло светящееся. Это было какое-то существо, похожее на человека. И тем не менее, было в нем что-то нечеловеческое, что-то неуловимо необычное в строении головы и плеч. И глаза этого существа были огромными и сверкающими, как драгоценные камни. Они, казалось, прожигали ее насквозь. Голос, который она услышала, раздался прямо у нее в голове:
— С этого великого момента вы получаете в свое распоряжение огромные силы и приступаете к осуществлению своего предназначения. Я говорю вам, что временной энергетический барьер не должен быть закончен. Это приведет к уничтожению всех столетий в солнечной системе. Повторяю, временной энергетический барьер не должен, не должен быть сооружен.
И вдруг все исчезло, и осталась только невероятная, немыслимая чернота.
И так же внезапно в следующее мгновение Норма снова оказалась в материальном мире. Она полусидела, полулежала, подогнув под себя ногу, совершенно в такой же позе, как на кровати в гостинице.
