всяческих искусно вышитых вещиц.
— Действительно, — согласился врач, — ее история болезни свидетельствует, что у нас никогда не было с ней никаких трудностей. За примерное поведение она получила привилегию заниматься вышивкой… Что случилось?!
«Интересно, — подумал Кент, — он выглядит столь же сумасшедшим, как та мысль, которая только что пришла ему в голову?»
— Доктор, — с трудом выговорил он, — есть еще психологический аспект, о котором я совершенно забыл. — Скорее! — он вскочил. — Надо вернуться к ней и сказать, что она может здесь остаться!
Они услышали, как где-то неподалеку захлопали двери; кто-то пробежал по коридору. В кабинет ворвался санитар.
— Доктор! — выпалил он. — Женщина повесилась! Миссис Кармоди. Она разрезала на куски свое платье, и…
Когда они пришли, ее уже вынули из петли. Смерть сделала миссис Кармоди тихой и спокойной; на губах застыла слабая улыбка.
— Здесь некого винить, — прошептал Кенту врач. — Как могут здоровые, нормальные люди понять, что самым страстным желанием ее жизни всегда была безопасность и уверенность в завтрашнем дне. И что именно здесь, в доме для умалишенных она получила то, что так долго искала.
Но Кент его не слышал. Его знобило; и комната, и заполнившие ее люди казались невероятно, необыкновенно далекими. Перед его мысленным взором стоял дом Вейнрайтов — пустой, с заколоченными окнами… И однако еще много, много лет из него будет выходить высокий, худой, подтянутый старик. Выходить и гулять по окрестностям, пока и его не призовет к себе смерть, которая давным-давно взяла в свои объятия его тело.
Впрочем, наступит время, когда… когда и призрак мистера Вейнрайта перестанет бродить по земле.
