Она не говорит ничего.
Вдруг выясняется, что поручать парням закупки к праздничному столу — дело безнадежное. Выпивка в избытке, но половины продуктов не хватает. Они с Иркой вытирают руки и выходят в комнату. Ребята заняты делом. Гена копается в электронных потрохах портативного телевизора — есть идея взять его в замок, встретить Миллениум как положено, под бой курантов. Игорек помогает ему советами и параллельно смотрит по большому экрану “Иронию судьбы”.
Короткий спор — кому идти в магазин. Игорек отговаривается незнанием здешних торговых точек, у Гены проблемы с “Электроникой”, у Наташи пирог в духовке. Список и деньги берет Ирка, идет в прихожую. Игорь спешит за ней — он у них рыцарь, а на праздничных улицах столько пьяных… От двери оборачивается и похотливо подмигивает Генке. Наташа готова расцарапать ему физиономию. Уходят.
…Духовка пышет жаром, Наташа ловко выхватывает пирог и выкладывает на широкую кухонную доску — остужать. Простенький, из привезенного с собой слоеного теста, но вроде удался. Больше на кухне до возвращения посланных в магазин делать нечего, она выходит в комнату. Генка склонился над телевизором, в руке паяльник, лицо сосредоточенное. Поднял голову, улыбнулся:
— Что-то жутко вкусное там у тебя получилось… Я тоже сейчас заканчиваю…
Заканчиваю, и?.. Наташка чувствует, что лицо у нее красное. От духовки, конечно, это от духовки, но… Она отворачивается к застекленному шкафу, смотрит корешки книг. Мама всегда учила: хочешь лучше узнать человека, посмотри, что он читает. Хотя в наше время в таких шкафах чаще хранят видеокассеты…
Книги Наташе нравятся. Корешки потрепанны — стоят не для интерьера. Здесь же, за стеклом, две фотографии.
Молодой парень в парадной форме, угол перечеркнут траурной ленточкой. На другой: кучка ребят на фоне танка — низкого, приплюснутого, обвешанного непонятными ей прямоугольными штуками. Крайний слева — Генка. Улыбается немного грустно, в руках танкистский шлем, короткие светлые волосы взъерошены. На дальнем плане тоже какая-то боевая машина, она в них не разбирается, — искореженная, опрокинутая, обгоревшая. И фоном — горы.
Он был там? — Наташка удивляется. Встретился ей не так давно один… герой чеченской кампании. В поезде, в плацкартном вагоне — возвращалась от родителей. Парень в камуфляже и лихо заломленном десантном берете — всю дорогу пьяный. Кураж и бахвальство мешались в нем с лютой злобой ко всем окружающим — пославшим его рисковать жизнью и терять товарищей, а теперь, после геройского возвращения, не желающим принять его право на… Право на что он столь рьяно отстаивал, Наташа так и не поняла. Право на беспробудную пьянку? Или на рукосуйное приставание ко всем встречным девушкам, обязанным приласкать героя? Или право полезть драться со старичком-ветераном, намекнувшим, что пришедшие с великой войны вели себя скромнее?. Разбушевавшегося вояку сняла с поезда милиция, а мрачное впечатление осталось… Герой-самозванец? Тыловая крыса, не нюхавшая пороху? А может, и нет, на войне, как и в жизни, всякие люди встречаются…
Но вот Гена… Ведь если бы не этот случайный взгляд на фото…
…Маленький телевизор издает шипение и вдруг начинает петь голосом Милен Фармер. Наташа оборачивается. Картинка на экране вполне приличная, довольный Генка прикручивает панель на место.
Она показывает на снимок и спрашивает уже вслух:
— Ты был там?
Он подходит, смотрит на фотографию. Лицо мрачное. Отвечает коротко и глухо:
— Да.
Она понимает, что он ничего не хочет вспоминать. Что рассказа о подвигах и геройствах она не услышит. Она ничего не спрашивает. И, неожиданно для себя, кладет руки ему на плечи.
Серые глаза совсем близко, Фармер что-то поет о любви и одиночестве.
Нельзя так сразу… — пытается подумать Наташка. И опускает веки…
…Губы прильнули к губам. Руки скользят под тонким свитером. Удивительно нежные руки. Удивительно терпеливые. Как будто им и не пришлось два года ласкать убийственное железо там, где есть женщины-снайперы и женщины-беженки — и нет просто женщин…
В голове — обрывки мыслей: что он подумает?.. так вот в первый день… сейчас Ирка вернется… надо прекратить… как хорошо…
Потом мыслей не остается, она опускается на диван и увлекает его за собой.
Он не спешит и не торопит, он предоставляет все решить — ей. Но она все уже решила.
Глава III
Судя по отпечаткам, зверь вновь пошел широкими скачками. Оса тоскливо глянул на обложенное низкими тучами небо. Опускающееся солнце нашло в них невеликий разрыв, и заискрившийся снег делал пейзаж идиллическим и мирным. До заката недолго. И шансов дойти до конца следа мало. Вертолет, ох как нужен вертолет…
Тогда, в Ломоносовском районе, после неожиданного разгрома ядра группы, вертолет им ненадолго дали — потрепанный эмчеэсовский Ми-8. Но стреляная зверюга стала на редкость осторожна. Охотилась в снегопадные ночи — утром занесенный след с воздуха было не разглядеть. Вслепую проведенные неподалеку от мест очередных нападений облавы позволили изрядно почистить район от волков и волкособак — и все.
А потом погода выкинула привычный в последние зимы фортель: от резкого потепления сошел снег, и охота по следу закончилась… Охотники-добровольцы радостно пересчитали шкуры добытых волков и отправились за премиями, считая дело законченным — нападения на людей и скот действительно прекратились, объект откочевал в неизвестном направлении. Группа Капитана считала только своих убитых…
Снег выпал в предновогоднюю неделю. И жалкие остатки группы опять вышли на охоту. Вспомогательных сил во второй раз привлечь не удалось, людей для целенаправленного поиска на огромной площади не хватало. Работать всем желающим предложили в одиночку — наука расстаралась и выдала на-гора прибор, вроде как обеспечивающий полную безопасность. Парализующий исключительно мутировавшие мышцы. Премия, и без того немалая, увеличилась вдвое.
Оса подумал — и согласился испытать свой фарт. А вот Овод поразмыслил, поразмыслил — и двинулся в бега. Ну да ладно, неизвестно, чем там для него все закончится, а Осе, как и обычно, повезло. Первым след неуловимого зверя нашел именно он…
Пошел снег. Не важно, до темноты след занести не успеет. Надо спешить. Шанс еще есть.
Вернувшись, Ирка смотрит на ее счастливое лицо и сразу все понимает. Радуется — она любит сказки с хорошим финалом. Игорек глядит мрачно и проходит на кухню, выкладывает продукты из сумки.
— Извините, задержались… — говорит Ирина с хитрым видом. — Везде такие очереди…
Никто ее не попрекает.
За окном темнеет, Миллениум близко.
Наверное, улыбка получается глуповатая, но Наташа не может сдержать ее. Впереди — целое тысячелетие.
Новое тысячелетие.
Их тысячелетие.
Незаметно, тихой волчьей поступью, подкрались сумерки. След нырнул в глухую, заросшую ольхой и кустарником лощину. Мрачное местечко. Весной, надо понимать, здесь скатывались к Славянке талые воды — и промыли за долгие годы небольшой, с крутыми берегами, овраг.
Оса остановился на краю склона. Последний шанс взять сегодня зверя. Если, конечно, он залег именно здесь. Место вроде подходящее: прямой солнечный свет в овраг не попадает, достаточно упавших, подмытых весенним паводком деревьев — такие места зверюга как раз и предпочитала для лежек… Но гарантии никакой.
