Обри стряхнул его руку и уже приготовился огрызнуться в ответ, как вдруг замолчал. Маккракен обернулась посмотреть, что отвлекло его внимание, и в двух шагах от себя увидела Лидию, стоявшую у края сцены в ожидании конца спектакля и своего выхода на аплодисменты. Актриса улыбнулась Обри, и тот сразу присмирел. Вынимая пробку из графинчика, он лишь бросил злобный взгляд на Флеминга. В это же время второй актер уже разливал вино по бокалам; от его внимания не ускользнула накаленность атмосферы, но он не имел ни малейшего представления, чем она была вызвана.
И тут со сцены отчетливо зазвучал голос Терри. «Представляю, как смеялся бы Роберт!» — произнес он свою знаменитую финальную фразу с той сдержанной, мрачной насмешкой, что придавала всей сцене особую силу. Занавес опустился. Под гром аплодисментов — еще более звучный, чем обычно, — Терри походкой триумфатора покинул сцену и, подойдя к столику, поднял свой бокал.
— За упокой театра! — произнес он, глядя на Обри, и залпом осушил бокал.
Маккракен, чей бунт никогда не переходил границ дозволенного, замерла, потрясенная его дерзостью, а Флеминг лишь рассмеялся и поставил на поднос нетронутый бокал. Пока остальные актеры собирались вокруг них, готовясь к бессчетным выходам на аплодисменты, Обри налил в стаканчик остатки виски, который осушил до дна, и зашагал к лестнице, ведущей в его кабинет.
Пенроуз, стоя возле служебного входа, нетерпеливо ждал назначенной встречи с Обри, тщетно пытаясь скрыть свое раздражение неумолчной болтовней швейцара.
— Я так много народу не видал лет двадцать пять, а то и больше, — удивленно говорил швейцар, разглядывая толпу в переулке с таким выражением на лице, будто в этом театре аншлаг был только первый раз, а не в течение всего года. — Но раньше публика была другая: все в экипажах и вечерних туалетах, с букетами цветов, черными тросточками с серебряными набалдашниками. А теперь приходят в чем попало и клянчат автографы на фотографии. А все равно похоже на старые времена.
Размышляя о том, как может человек, изо дня вдень и из года в год делая одно и то же, все еще радоваться и удивляться своей работе, Пенроуз в ответ улыбался и кивал.
А на улице действительно огромная толпа поклонников театра ждала своих любимцев. Первым появился Терри и тут же увел за собой целую компанию девиц преимущественно школьного возраста. Потом вышел Флеминг, и Пенроуза позабавило, что его красивая внешность — с чертами несколько более резкими, чем у Терри, — привлекала внимание почти исключительно домохозяек. Инспектор подумал, что надо обязательно сделать комплимент Обри — актерский состав он подобрал на любой вкус, и это, наверное, очень способствует кассовому успеху.
— А сколько раз меня готовы были озолотить, чтобы я только передал записочку, — продолжал швейцар, совершенно не замечая, что Пенроуз слушает его вполуха. — Возьмем, к примеру, мисс Лидию: она всегда пользовалась успехом. Несколько лет назад она тут тоже играла, так один господин приходил сюда каждый вечер, и каждый вечер читал ей стихи. Ужасные были, на мой вкус, стихи, а мисс Лидия слушала и только улыбалась. Что и говорить — настоящая леди.
Тут Пенроуз увидел своего сержанта — тот пробирался сквозь другую толпу, собравшуюся возле театра «Уиндхем»; соседство двух храмов культуры, естественно, удваивало гул и суматоху на Сент- Мартинс-корт.
— Я бы, сэр, лучше сходил в кино. — Фоллоуфилд протиснулся между двумя мужчинами в глубь здания, где было немного тише. — Никаких таких глупостей: посмотрел — и домой пить чай. — Он вежливо поздоровался со швейцаром и тут же увлек Пенроуза в сторону. — Уайт в свою берлогу так и не явился. Мейбрик передал, что Симмонс вернулся домой полчаса назад один, и дома никого больше нет. А вам, сэр, удалось что-нибудь разузнать?
— Пока нет, но, надеюсь, скоро удастся. — Пенроуз рассказал ему о последних новостях и поделился надеждами на предстоящий разговор с Обри. — О чем бы он ни собирался рассказать, мы знаем одно: Обри взял Уайта под свое крыло, и потому через продюсера мы можем выйти на этого парня.
Возле служебного входа снова раздался гомон — появилась исполнительница главной роли. Лидия раздала всем, кто просил, автографы, грациозно приняла букеты и забрала у швейцара пачку оставленных для нее писем и открыток, а Джозефина в это время представила Марту Арчи и Фоллоуфилду.
— Вы, случайно, не знаете, Бернард уже спускается к выходу? — поинтересовался Пенроуз. — Я слышал, что вы собираетесь вместе с продюсером выпить по рюмочке, но мне нужно еще до этого с ним поговорить.
— Я пойду потороплю его, — сказала подошедшая Лидия. — От письменного стола его можно оттащить только клещами. Он просто помешан на своей работе.
Марта и Джозефина обменялись взглядами, в которых безмолвно отразилось «уж кто бы говорил», и тут из переулка вышли сестры Мотли.
— Простите, что заставили себя ждать, но нас в фойе остановила милейшая молодая пара. Они купили билеты в последнюю минуту прямо на улице, — объяснила Леттис, разворачивая фантик последней ириски и с извиняющейся улыбкой отдавая пустую коробку швейцару. — Я в жизни не видела такой счастливой пары. — Она повернулась к Джозефине: — Они просили меня сказать тебе…
Но не успела она договорить, как Арчи бесцеремонно прервал ее:
— Что ты сказала?
Леттис посмотрела на него с удивлением:
— Я тоже очень рада тебя видеть, Арчи. Я говорю, что эта пара была просто на седьмом небе от того, что им наконец удалось попасть на эту пьесу. Они только что обручились и…
— Нет-нет, я не об этом. Что ты сказана насчет билетов?
— Я сказала, что они купили их в последнюю минуту. Кто-то продавал два билета на улице, потому что не мог ими воспользоваться. Его девушка заболела или что-то в этом роде.
— Почему же ты мне не сказала об этом раньше?! — несколько необоснованно возмутился Арчи, и Ронни тут же ощетинилась:
— А потому, что мы нечаянно оставили дома нашу полицейскую форму и приборы для чтения мыслей. Если б знать, что сегодня вечером мы выступаем в роли тайных агентов, то в антракте представили бы тебе полный отчет.
Арчи обернулся к Фоллоуфилду.
— Разве мы не велели Браво дежурить перед входом?! — гаркнул он в сердцах. Потом снова повернулся к Леттис: — Извини меня. Ты могла бы пойти с сержантом Фоллоуфилдом к главному входу и помочь ему найти эту пару?
— Конечно! — охотно отозвалась Леттис. — Мы идем брать преступника. Это потрясающе!
Не успели они удалиться, как с лестницы послышались торопливые шаги и в дверях появилась Лидия; лицо ее было бледнее, чем в сцене смерти. Едва держась на ногах, она судорожно ухватилась за перила и изумленно уставилась на ждавшую ее внизу маленькую компанию, явно не в состоянии понять, почему все они так спокойны. Прошло всего несколько секунд, прежде чем Лидия заговорила, но в эту кратчайшую паузу у Пенроуза успело появиться странное ощущение, что ему дали роль в скверной мелодраме и сейчас последует реплика его партнерши, суть которой он и так уже знает.
— Ради Бога, идемте скорее! — вскричала Лидия, подтверждая его худшие опасения. — Он этого не заслужил.
ГЛАВА 10
Тело Бернарда Обри лежало в его кабинете, и Пенроуз молча согласился с Лидией: никто такого не заслуживал. В его позе не было и тени умиротворенности, ничто в ней не указывало на то, что этот человек нашел в смерти покой, который мог бы послужить утешением для живых, и Арчи представил, какой ужас охватил Лидию, когда она увидела это измученное страданием тело. По правде говоря, несмотря на многолетний опыт, он и сам до сих пор неумел относиться к подобному зрелищу безучастно.
На спинке маленького дивана лежал фрак; Обри так и не успел переодеться в него после спектакля. На продюсере был сценический костюм, благодаря чему сцена смерти на первый взгляд казалась
