последнему.
Ну и дела, — протянул Фоллоуфилд, просматривая письма. — Ну что ж, добавлю ее в список подозреваемых, вместе с Уайтом и Симмонсом.
И правильно сделаете, особенно после того, что вы мне рассказали о возлияниях после спектакля. Могу поспорить, что Обри отравился именно тем, что тогда выпил.
— Я тоже так думаю, сэр. Я заглянул мельком за кулисы, и приборы все еще на столе. До прибытия криминалистов я оставил там дежурить молодого Амстронга. Он хороший парень, всегда делает, как ему велено. Жалко, что это не Амстронг дежурил на улице, когда Уайт продавал свои театральные билеты.
— Спасибо, Билл, ты молодчина.
— Я только не понимаю, зачем Маккракен было убивать Элспет.
Пенроуз на минуту задумался.
— Конечно, понять, почему убили Обри намного проще — в его положении легко нажить врагов, но убийство Элспет превращает «Ричарда из Бордо» в посмешище, а в этих письмах более чем достаточно доказательств того, как Маккракен ненавидела эту пьесу и презирала Джозефину. И еще не побоюсь сказать, что тот, кто пишет такого рода письма, — человек злобный и может пойти на любые крайности. До убийства Обри я считал, что Элспет скорее всего стала жертвой ошибки преступника, а ее убийца метил в Джозефину. Теперь же я склоняюсь к тому, что девушку убили вполне сознательно и связь между этими двумя преступлениями, безусловно, есть и хотя бы отчасти касается театральной сферы. Но мы отвлекаемся от запертой двери. Вы уже говорили со швейцаром?
— Да, и он клянется, что никто, кроме Обри, мисс Бомонт и вас, по этой лестнице не поднимался. К тому времени, как нашли тело, все остальные, включая актеров и других работников театра, либо уже вышли через служебный вход на улицу, либо ждали внизу вместе с вами. Похоже, в этом ничего особенного нет. Швейцар говорит, что после спектакля никто надолго не задерживается и Обри обычно остается в здании последним.
— Тогда, выходит, об убийстве, никто не должен был знать. Кроме, разумеется, одного человека. Кто же тогда запер дверь?
— Идемте со мной, сэр, я вам что-то покажу.
Пенроуз вышел из кабинета Обри и несколько растерянно поплелся по коридору вслед за Фоллоуфилдом.
— Вы опять, Билл, читали Джона Диксона Карра?[20]
Фоллоуфилд улыбнулся:
— Думаю, что тут все не так сложно, как у него. Вы никогда не обращали внимания на мостик над Сент-Мартинс-корт?
Пенроуз сразу сообразил, что имеет в виду сержант.
— Да-да, он ведь соединяет «Новый» и «Уиндхем»!
— Откройте эту дверь, сэр, и вы уже на мостике. Обри наверняка построил его как пожарный выход для обоих театров. Мы и сами бы его скоро обнаружили — никакого секрета тут нет, но о нем упомянул швейцар, и это ускорило дело.
Пенроуз открыл дверь и действительно оказался на мостике. Дойдя до середины, инспектор посмотрел вниз, на Сент-Мартинс-корт. Снова зарядил дождь; народу на улице как не бывало, и она теперь выглядела тоскливо и сиротливо.
— Выходит, сюда можно попасть из «Уиндхема», обойдя служебный вход?
— Так точно, но, конечно, не каждому встречному-поперечному — пройти сюда можно только из внутренних помещений обоих театров, обычным зрителям разрешат воспользоваться этим ходом только в случае крайней необходимости.
— Но наши подозреваемые о нем знают?
— Конечно. И Маккракен, и Уайт, и все остальные, кто работает в этих двух театрах, знают, где что расположено, и никто не удивится, встретив их поблизости от пожарного выхода. К тому же, по словам швейцара, актеры обоих театров постоянно между собой общаются. Обри нанимал актеров в обе труппы, и они часто проводят время вместе — выпивают по рюмочке друг у друга в гримерной и всякое такое.
Пенроуз задумался. Пьеса в «Уиндхеме» продолжалась еще пятнадцать минут, после того как закончился «Ричард из Бордо», следовательно, к тому времени, как актеры и сотрудники театра начали покидать «Новый», улица была забита театральной публикой, спешащей домой или околачивающейся возле театра в ожидании автографов. Пробраться сквозь такую толпу нелегко, особенно тем актерам, которых преследуют поклонники, но пока инспектор ждал Обри у служебного входа, то видел, как многие работники театра не задерживаясь уходили прочь. Каждый из них мог дойти до «Уиндхема», подняться на мостик и по нему пройти к кабинету Обри. Правда, тут для преступника был определенный риск: на мостике его могли увидеть; однако большинство прохожих либо искали в толпе знакомые лица, либо, согнувшись от холода, шагали, глядя себе под ноги. Так что в сравнении со всем остальным риск выглядел не слишком большим.
— Господи, дело становится все безнадежней и безнадежней, — помрачнел Пенроуз. — Список подозреваемых не сокращается, а увеличивается, и вычеркивать их из списка возможных убийц Элспет не получается. Ее убили вчера вечером еще до того, как всем сотрудникам «Нового» положено было явиться в театр. Лидия встретила Джозефину, а потом преспокойно успела к спектаклю. Получается, что любой из подозреваемых мог запросто побывать на Кингс-Кроссе, а оттуда вовремя вернуться к представлению.
Фоллоуфилд кивнул:
— Любой из них мог пройти за сцену и подлить что-то в виски, и любой из них мог позже пройти сюда.
— Но зачем же делать и то и другое? Если, кроме Обри, никто из графинчика не пил, то виски его и прикончило. Для чего же рисковать и идти к продюсеру в кабинет — если, конечно, речь идет об одном и том же человеке.
— Наверное, для того, чтобы помешать ему выбраться из комнаты и позвать на помощь.
— Мне кажется, подсыпав такой яд, об этом не стоило и беспокоиться. Как только яд проник в организм Обри, он подействовал мгновенно. Судя по следам на теле, яснее ясного, что помочь ему никто уже не мог, даже если бы застал его в живых.
— Тогда для чего же еще?
— Если бы не запертая дверь, я бы сказал, чтобы свалить на продюсера смерть Элспет. Скажем, кто- то хотел подставить Обри, тогда понятно, почему он заменил кинжал шляпной булавкой, но запертая дверь целиком отметает версию самоубийства, и не думаю, что тот, кто запер дверь, запаниковал и запер ее по ошибке. Нет, главные улики — это вещи, оставленные на столе. Еще один цветок и портсигар — они вроде как те куклы в вагоне. Будто на каждом месте убийства нам оставляют некое послание — не то объяснение, не то оправдание содеянного.
— Я думаю, кто бы это ни сделал, он мог прийти сюда для того, чтобы забрать все, что его уличает.
— Правильно, Билл, это вполне вероятно, и в таком случае, убила Обри не Маккракен, иначе бы в столе не осталось ни одного ее письма. — Арчи тяжело вздохнул. — Нам пора возвращаться: ребята уже, наверное, прибыли. Мне нужно поговорить с Лидией, а потом навестить миссис Обри, а вы приведите сюда для допроса Маккракен. — Он протянул сержанту лист бумаги. — Это список телефонов из блокнота Обри; нужно как можно скорее узнать, кто эти люди — пусть в Ярде займутся этим немедленно. И еще, пойдите и взгляните на этот мостик со стороны «Уиндхема». Посмотрите, куда точно он ведет и насколько просто на него попасть с другой стороны.
— Хорошо, сэр. Сделаю все безотлагательно. Главное, чтобы я, путешествуя по всем этим театральным кулуарам, не очутился на сцене посреди спектакля.
— Мне кажется, основной спектакль уже разыгрался здесь и мы его пропустили. До скорой встречи, Билл.
Пенроуз двинулся по коридору к кабинету Обри, тревожная тишина которого теперь была развеяна работой криминалистов. Возле письменного стола два офицера, аккуратно упаковывали для анализа стаканчик и пустую бутылку из-под виски. Еще один, забравшись на лесенку, склонился над телом и фотографировал его сверху.
