отняли. Вы выиграли судебное дело и вынудили его покончить с собой до того, как я успела причинить ему страдания. Вы даже представить не можете, какую я к вам питала неприязнь.
Джозефина не стала ей возражать, она только спросила:
— А вы и вправду собирались убить Обри?
— Поначалу да. Я ведь понятия не имела, что он родственник Артура. В пятницу я была в таком состоянии… Когда вы подошли к такси вместе с Лидией, я поняла, что допустила ошибку и указала Рейфу не на того человека. Как только Лидия вышла на сцену, я поспешила в «Уиндхем» к Рейфу. Когда же он сказал мне, что дело сделано, мне стало страшно. А потом он сказал, что Обри что-то подозревает и скоро до нас доберется, и меня охватила паника. Ведь если бы нас поймали, я бы уже никогда не вернула своих детей, а это все, чего я хотела. Рейф меня уверил, что, если мы будем действовать быстро, положение еще можно спасти; и я поначалу согласилась с его планом. Когда настала решительная минута, я просто не смогла этого сделать. Обри ведь ничего не знал, правда же? Рейф все придумал, чтобы я за него сделала это грязное дело.
— Он кое-что знал, Марта, — тихо сказала Джозефина, — но он не знал, ни кто вы такая, ни что вы сделали. — И Джозефина рассказала о том, что узнала от Элис Симмонс об убийстве Артура и о договоре Уолтера с Винтнером. Марта слушала и не могла поверить услышанному, а Джозефина с ужасом подумала о том, что на ее долю выпало еще раз вдребезги разбить жизнь этой женщины. — Так что самоубийство Винтнера не имело ничего общего с «Ричардом из Бордо» и судебным процессом, — завершила она свой рассказ. — Он покончил с собой потому, что его вот-вот должны были изобличить как убийцу. Убийцу Артура.
После долгого молчания Марта сказала:
— Так вот о чем говорила вчера вечером Лидия. Она упомянула о каком-то убийстве, а я понятия не имела, что речь идет об Артуре. А Рейф знал, что его отец убийца?
— Думаю, да. Арчи уверен, что он все это сделал, чтобы защитить репутацию отца. Бернард Обри хотел восстановить справедливость по отношению к своему племяннику и почти двадцать лет искал доказательства убийства и наконец нашел то, что искал. Он собирался рассказать Элспет всю правду, когда ей исполнится восемнадцать.
Платформа стала заполняться пассажирами, ожидавшими посадки на два отбывающих поезда: один оправлялся в центральные графства, другой — на север, но Марта, погруженная в свои мысли, именно этого не замечала.
— Столько лжи, — сказала она наконец так тихо, что Джозефине пришлось к ней наклониться, чтобы в этой вокзальной шумихе ее расслышать. — Столько людей не сумели простить зло и оставить в покое прошлое. Каждый из нас в своем роде преумножил злодеяния Элиота. Если бы я отказалась помочь Рейфу или если бы у Обри хватило сил оставить прошлое в покое, Элспет была бы жива.
— Обри не мог жить так, как будто ничего не случилось — не такого сорта он был человек. У него имелось очень ясное представление о том, что правильно, а что нет, и ему даже в голову не пришло бы, что правый суд над Элиотом Винтнером не столько залечит старые раны, сколько нанесет новые. Бернард всегда чувствовал себя ответственным за смерть Артура — он очень любил свою сестру и ее сына. Бернард, по словам его жены, круглый год сажал в его честь ирисы.
Как показалось Джозефине, во время всего разговора Марта оставалась более-менее спокойной, но упоминание об ирисах в память об Артуре совершенно сразило ее. Джозефина обняла Марту за плечи и ждала, пока ее слезы утихли.
— Это первые цветы, которые Артур для меня посадил, — объяснила Марта и, заметив, что один из носильщиков на платформе удивленно уставился на них, в смущении отвернулась. — Он посадил их вокруг всего дома; их название означает «взгляд с небес», и они символизируют красноречие — Артур сказал, что эти цветы помогут мне писать. Он взял с меня обещание, что каждый раз, когда я буду посылать ему во Францию письмо, то вложу в него цветок, потому что Ирис была посланницей Зевса, и поэтому письмо дойдет в целости и сохранности. — Марта грустно улыбнулась. — Нос «Белым сердцем» Ирис меня подвела. Рукопись была отослана Артуру вместе с моим любовным письмом, а я даже не знаю, прочел он их или нет. Глупо, но это неведение порой расстраивает меня больше всего на свете.
— Тогда возьмите вот это. По крайней мере у вас будет ответ на ваш вопрос. — Джозефина вынула из сумки пачку бумаг и протянула изумленной Марте. — Пока я ждала полицию, взглянула на содержимое сумки Рейфа и нашла там эту пачку. Она ему, наверное, досталась от отца. Тут не вся рукопись, но большая ее часть, и на ее полях заметки. Неловко признаться, но я не удержалась и прочла некоторые из них; заметок совсем немного, но и тех достаточно, чтобы понять: тот, кто их написал, был влюблен в автора. Это ведь почерк Артура?
Марта, ненадолго погрузившись в бумаги, кивнула и перевела взгляд на Джозефину:
— Я думаю, вы и так знаете, что для меня значит эта рукопись, так что благодарить вас мне просто бессмысленно. До сих пор я не понимаю, как я могла доверять Рейфу. Ведь на нем обязательно должно было сказаться воспитание такого человека, как Элиот. Вчера вечером, когда я слушала, как вы с Лидией говорили о Бернарде Обри, поняла, как была не права: он вовсе не тот человек, каким мне его описал Рейф, так же как и вы оказались совсем не той женщиной, о которой он мне рассказывал. — Марта повернулась в сторону главного здания вокзала. — Пора всему этому положить конец. Я полагаю, вы сюда пришли не одни?
— Не одна. Здесь Арчи со своим сержантом, а теперь еще скорее всего прибыло подкрепление. Инспектор дал мне возможность с вами поговорить; не знаю, сколько еще он согласится ждать. Но Арчи будете вами справедлив, также как и суд. Вы столько страдали — они не могут не принять это во внимание.
— Вы имеете в виду, меня не повесят? — Марта печально усмехнулась. — Беда в том, что жить мне вовсе и не хочется. Чтобы жить с такой ношей, нужна смелость, а смелости-то, Джозефина, у меня и нет. Я хочу умереть, но мне нужно сделать это по-своему и в особенном месте. И сначала я хочу попрощаться с Артуром. Боюсь, что там мы с ним скоро не встретимся. Я молю вас — позвольте мне сесть в поезд и исчезнуть.
— Марта, вам не надо этого делать. Рейф выживет и предстанет перед судом за то, что он сделал. И пусть на том все и кончится. Вы же, в конце концов, никого не убивали.
— Уж кто-кто, а вы, наверное, понимаете, что я не могу жить после того, что я сделала. В ту минуту, как Элиот сел писать письмо Рейфу, он набросил мне на шею петлю. Почему ж не затянуть ее самой? Если меня сейчас заберут, я признаю себя виновной в убийстве Обри. Я брала в руки графин, намереваясь его убить, так что на нем будут отпечатки моих пальцев, а Рейф вряд ли станет возражать, правда? Мы оба должны получить то, что заслужили, но мой способ милосерднее не только по отношению ко мне. Я не хочу, чтобы Лидии пришлось проходить через судебный процесс и мою казнь. Я никогда не прощу себе: как я могла допустить, чтобы она обнаружила тело Обри? Но я ведь не решилась убить его и не думала, что Лидия найдет в кабинете труп.
— А разве Лидия не стоит того, чтобы для нее сохранить свою жизнь?
— Неужели вы думаете, что я для нее важнее работы? — Джозефина слукавила бы, если бы ответила на этот вопрос так, как хотелось Марте, и потому промолчала. — А в отношениях, как у нас с Лидией, люди должны быть друг для друга самыми важными. Помните, вы сказали: если бы рядом с вами находился близкий человек, жизнь ваша не была бы такой одинокой? Я точно знаю, что вы имели в виду, но Лидия, когда работает, не бывает одинока. Она согласится до конца дней своих играть роль рыночной торговки, только бы оставаться на сцене. — Джозефина в душе улыбнулась, признавая правоту этих слов. — Присмотрите за Лидией вместо меня, хорошо? Она, конечно, узнает, что я сделала, но я хочу, чтобы она поняла, почему я это сделала, а вы — единственный человек, который сможет ей все объяснить.
— А Лидия знает, что с вами было до того, как вы встретились?
— Только поверхностно. Забавно, что именно в конечном счете становится для тебя самым важным. Я не против, если Лидия узнает о том, что я чуть не стала убийцей, но мне важно, чтобы она поняла: я встречалась с ней не только потому, что мне это было выгодно. Да, поначалу я просто хотела подобраться к ее театру, и к тому же она дружила с вами. Но я искренне ее любила. Пожалуйста, уверьте ее в этом.
— Какими еще словами я могу убедить вас передумать?
Марта грустно улыбнулась:
