Карла дернула его за рукав:
— Идем.
Заметив, что полицейские обменялись взглядами, Пул пошел за ней в сторону переулка. И все-таки что-то здесь не так. Он высвободил руку и прошептал:
— Иди одна.
— Что? — удивленно вскинула глаза Карла.
— Иди, — уже громче повторил Пул и подтолкнул ее в сторону переулка.
Энрике уже был футах в тридцати от них. Пул обернулся к полицейским. Те подняли пистолеты, целясь в уходящих.
Вот оно. Пул бросился назад. До полицейских было не больше дюжины ярдов, но они были готовы к нападению. Раздались выстрелы, Пул почувствовал острую боль в плече и в паху. Он зашатался, мысли стали путаться, но одно он знал твердо: надо задержать их еще на пару минут. Тогда Карла и Энрике успеют повернуть за угол.
На четвереньках Пул пополз в сторону полицейских. За их ногами виднелись пустые консервные банки, пивные бутылки, кирпичи соседней стены. Этан хотел посмотреть вверх, чтобы увидеть их лица, но не смог. Руки и ноги уже не слушались, голова кружилась, но в мозгу неотступно стучало: «Двигаться вперед». Потом он опять почувствовал страшную боль — уже не понимая где — и вдруг с ужасающей четкостью осознал, что это конец.
ГЛАВА СОТАЯ
Люди не расступались перед Фрингсом, как перед мэром, и журналисту приходилось проталкиваться через гудящую толпу. Все оживленно обсуждали увиденную сцену. Почему мэр набросился на эту акулу пера? Где его подружка певичка? Фрингс торопливо шел к двери, задевая людей, расплескивая их стаканы. При этом он еще успевал извиняться.
Неподалеку от выхода его перехватили два полицейских из БПД.
— Уберите руки.
— Извини, приятель, но к мэру лучше не подходить.
Фрингс попытался их стряхнуть, но не преуспел.
— Вы что, собираетесь меня весь вечер так держать?
Проследив за их взглядами, Фрингс увидел Альтабелли с бледным лоснящимся лицом. Олигарх, словно защищаясь, скрестил руки на груди. Так они простояли минуты две. Потом Альтабелли дал знак, и взбешенного Фрингса отпустили. Репортер бросился к двери.
Выйдя на улицу, Фрингс увидел, как к машине Генри подходят двое мужчин. Даже издали он узнал одного из них по походке. Он ведь полдня ходил за ним и хорошо запомнил легкую кривизну ног и чуть заметную косолапость. Второй тоже показался ему знакомым. В его фигуре было что-то настолько зловещее, что этого не могло скрыть даже расстояние. Отто Самуэльсон и Борода.
Фрингс сразу понял, что сейчас произойдет. Самуэльсон подошел к машине первым и кирпичом разбил боковое стекло. Борода вытащил из-за пазухи сверток и бросил в разбитое окно. Потом оба побежали, а репортер поскорее присел за гранитным ограждением.
Прогремел взрыв, улицу засыпала шрапнель из стекла и металла. Фрингс поднялся и увидел искореженную груду железа, в которую превратилась машина мэра. Ему показалось, что в языках пламени он видит безжизненную фигуру Генри. Но дым был слишком густым, и репортер решил, что это обман зрения.
Машины, стоявшие рядом, тоже загорелись. На тротуаре лежали водители, пострадавшие от взрыва. Те, кто ждал такси, стояли довольно далеко, их не задело. И все же женщины истерически рыдали, а некоторые даже упали в обморок, их с трудом поддерживали оцепеневшие спутники.
Из двери выскочил испуганный коп. Оглядевшись, он заметил Фрингса.
— Вы видели, что произошло?
— К машине мэра подошли два человека. Один разбил окно, другой бросил бомбу на заднее сиденье.
Коп посмотрел на следы разрушения. Он никак не мог поверить в случившееся.
— Вы их знаете?
— Да, — ответил Фрингс. — Думаю, что знаю.
ГЛАВА СТО ПЕРВАЯ
Ван Воссен сошел с ума. Для Паскиса это не было неожиданностью. Все, что он услышал от бывшего коллеги, только укрепило его в этом мнении. Подвал доконал и его. Хотя Ван Воссен и утверждал, что пропускает все через себя, не давая задерживаться внутри, в конце концов он все же захлебнулся. В этом Паскис был уверен на все сто.
Ван Воссен подложил в камин дров и снова сел в кресло. Глаза под набрякшими веками покраснели, он совсем обессилел. Старик напомнил Паскису тех детей, которых он иногда встречал на улице, возвращаясь домой из архива. Бледные и истощенные, они из последних сил цеплялись за жизнь.
— Что вы собираетесь делать теперь, когда архива больше нет? — хриплым шепотом спросил летописец.
Паскис видел, как с каждым вздохом из тела Ван Воссена медленно уходит жизнь.
— Не знаю, — честно ответил он.
Он еще не думал об этом.
Ван Воссен наклонился вперед. Темно-красный смокинг распахнулся, из-под него показалась мокрая от пота рубашка.
— Вы же лучше всех разбираетесь в этих делах. Даже мне до вас далеко.
Паскис устало кивнул.
— Только вы и я знаем все досконально, — продолжал Ван Воссен. — Информация сама по себе имеет ценность независимо от того, как она систематизирована.
Паскис был не совсем согласен, но снова кивнул, чтобы не огорчать хозяина дома.
— Очень важно, чтобы сведения не были утеряны. Если они пропадут, значит, мы с вами прожили жизнь напрасно.
Паскис понял, почему Ван Воссен показался ему сумасшедшим. Он-то сам считал, что его жизнь имеет смысл. Но какой?
Архивариус стал смотреть на огонь. Поднявшись с кресла, Ван Воссен что-то пробормотал и вышел из комнаты.
Несколько часов спустя дрова прогорели, камин стал затухать. Ван Воссен так и не вернулся. Но Паскису не хотелось двигаться. Да и куда ему было идти? Наконец огонь погас, и Паскис остался один в темноте.
ГЛАВА СТО ВТОРАЯ
От горящих машин валил черный дым, усугубляя суматоху на улице. Искореженный автомобиль мэра оцепили. Фрингс стоял в стороне рядом с шефом полиции и давешним копом, который пытался защититься от дыма, прижимая к лицу носовой платок.
Шеф был мрачен, но спокоен. Сняв шляпу, он провел рукой по редеющим волосам.
