– Приходил почтальон? Есть что-нибудь заслуживающее внимания? – осведомилась Честити.
Дворецкий изобразил приличествующее случаю изумление:
– Откуда мне знать, мисс Чес? Честити взяла у него почту.
– Мне отлично известно, Дженкинс, что ничто сколько-нибудь значительное не пройдет мимо вашего внимания. В доме от вас нет секретов.
– Вас послушать, мисс Чес, так я только и делаю, что сую нос в чужие дела, – отозвался Дженкинс с обиженным видом.
– Нет, конечно же, нет. – Она чмокнула дворецкого в щеку, с улыбкой наблюдая за румянцем, залившим его лицо. – Я хочу съездить в цветочный магазин за гвоздиками. Нужно устроить все, как обычно по средам.
– Будет сделано, мисс Чес. Полагаю, брачное агентство обзавелось новым клиентом?
– Совершенно верно. К трем часам мы ждем доктора] Фаррела, который спросит лорда Бакингема, а дама, для которой предназначается белая гвоздика, предпочитает, чтобы ее называли синьорина Делла Лука.
– На итальянский манер, как я понимаю.
– Да нет, – сморщила носик Честити, – просто ей нравится напускать на себя важный вид.
– Понятно, – кивнул дворецкий.
– Да, и еще одно. Лорд Дункан обещал выйти к гостям, но он не будет пить чай.
– Я позабочусь о графинчике с виски. – Дженкинс повернулся и отправился по своим делам.
Честити двинулась вверх по лестнице, просматривая на ходу присланные бумаги, в основном счета, связанные с хозяйственными расходами. Ничего сколько-нибудь важного и ничего, что могло бы встревожить отца. Честити оставила их на секретере, чтобы Пруденс, по-прежнему управлявшая семейными финансами, просмотрела все на досуге, и направилась в свою комнату. Надев шляпку и пальто, она поехала в цветочный магазин.
Вернувшись с охапкой красных и розовых гвоздик, среди которых выделялся единственный белый цветок, Честити встретилась у дверей с сестрами, только что приехавшими на наемном экипаже.
– Мы решили прийти к вам на ленч, – сообщила Пруденс. – На тот случай, если отец нуждается в дополнительном убеждении. Тебе удалось чего-нибудь добиться?
– Он согласился явить свой лик гостям на десять минут, – сообщила Честити, отпирая парадную дверь. – И то крайне неохотно, так что если вы присоедините свои голоса, то поможете ему сдержать свое слово.
– Он в библиотеке? – спросила Констанс, снимая шляпку.
– Если только не ушел в свой клуб, что было бы чудом, – грустно пошутила Честити. – Дженкинс, лорд Дункан дома?
– Он выходил прогуляться на полчаса, но недавно вернулся, – сообщил дворецкий, забирая у нее цветы. – Доброе утро, мисс Кон, мисс Пру. Вы останетесь на ленч?
– Если не затруднит миссис Хадсон, – заметила Констанс.
– Нисколько, мы всегда рады видеть вас обеих. Я поставлю цветы в воду. – Он удалился в сторону кухни.
– Давайте навестим отца, – предложила Констанс, направившись в библиотеку. Сестры последовали за ней.
Лорд Дункан стоял у окна, глядя на зимний сад. Звук открывшейся двери заставил его обернуться.
– Ах, какое приятное зрелище для отцовских глаз, мои дорогие, – проговорил он шутливым тоном. – Если вы пришли терзать меня насчет сегодняшнего приема, то напрасно. Я уже пообещал вашей сестре, что выйду к гостям.
– Это не единственная наша цель, отец, – укорила его Пруденс, – Мы пришли узнать, как ты себя чувствуешь.
– Вполне приемлемо, – откликнулся он. – Как Гидеон?
– Занят, защищая очередного мерзавца, – хмыкнула Пруденс.
– А Макс составляет законопроект о необходимости гудронного покрытия для главных дорог, чтобы облегчить автомобильное сообщение за пределами Лондона, – сообщила Констанс. – Он спрашивает, не хочешь ли ты отправиться в Ромзи вместе с нами. Мы поедем поездом.
– Я подумаю, – ответил лорд Дункан. – Ненадежная штука – автомобили. – После неудачной попытки заиметь собственное авто несколько месяцев назад он проникся стойкой неприязнью к этому виду транспорта.
– Автомобиль Макса вполне надежен.
– И «ровер» Гидеона тоже, – поддержала Пруденс. – Но мы берем с собой Сару и Мэри, кучу багажа и подарки. – Она рассмеялась. – Одних только подарков и вещей Сары достаточно, чтобы занять целый вагон.
– Ладно, я подумаю, – повторил лорд Дункан. – Идемте, сейчас подадут ленч.
Сестры старались развлечь отца на протяжении всей трапезы. Он проводил так много времени в четырех стенах, что они использовали любую возможность, чтобы напомнить ему о существовании внешнего мира, не оставляя надежды, что в конечном счете их старания вернут его к активной жизни.
Наконец он поднялся из-за стола со снисходительной улыбкой и разрумянившимся лицом.
