выводу, что твой отец любит тебя, Элизабет. – Ее щека дрогнула, и она сжала губы. – Не так, как ты бы этого хотела, а единственным доступным ему способом. Хотя с Селденом, признаться, у него это получается лучше. – Увидев, что рот Элизабет открылся, он быстро продолжил, не дав ей вставить и слова: – И дело не в том, что Селден мальчик и наследник. Не все мужчины предпочитают одного ребенка другому исключительно из-за его пола. Элизабет не могла оставить эту сентенцию без ответа.
– Ты хочешь сказать, что принял бы дочь так же охотно, как и сына?
– Да, при условии, что это будет наш ребенок.
Элизабет проглотила образовавшийся в горле комок. Удостоверившись, что может говорить без дрожи в голосе, она спросила:
– Ты помнишь, что я сказала накануне нашей свадьбы?
Норт помнил многое из того, что она говорила в тот вечер, и теперь почему-то сразу догадался, что она имеет в виду. «Я надеюсь, что ты будешь ненавидеть меня меньше, если никогда не полюбишь».
– Да, – кивнул он. – Ты предостерегала меня насчет того, чтобы я не питал к тебе чересчур нежных чувств.
Она кивнула, благодарная, что не придется объяснять все еще раз.
– Это относится и к моему отцу. Я стала для него большим разочарованием, Норт. Ты сказал, что он не любит меня так, как я бы этого хотела, и я благодарю за это судьбу. Иначе он возненавидел бы меня так сильно, что навсегда вычеркнул из своей жизни. Я никогда больше не увидела бы Изабел… и Адама. Наверное, я бы умерла, если бы он держал меня вдали от них. Они – моя опора. – Она улыбнулась сквозь слезы и быстро смахнула их рукой. – Извини. Кажется, я становлюсь слишком сентиментальной. Разумеется, я бы не умерла.
Но горевала бы, понял Нортхэм. Что она и делает теперь, страдая из-за неизбежного расставания, которое наступит утром. И не только с Изабел и братом, как она хотела бы думать, но и с отцом. Отношения Роузмонта с дочерью были слишком сложными, чтобы воспринимать их исключительно В черно-белых тонах.
Норт положил руку на ее плечо.
– Кто был твоим любовником, Элизабет? – Он почувствовал, что она напряглась, однако не отстранилась. – Ведь был только один, верно? – Элизабет едва заметно кивнула. – И твой отец все узнал. – На сей раз кивок был более выразительным. – Вот почему ты считаешь, что причинила ему боль. Должно быть, он очень рассердился.
– Он был в ярости, – проговорила она безжизненным тоном.
Теперь кивнул Нортхэм. Реакция Роузмонта была вполне понятной. Независимо от того, насколько напряженными были его отношения с дочерью, он все еще оставался ее защитником.
– Что он сделал, Элизабет? Отослал твоего любовника прочь? Вызвал его на дуэль? Потребовал, чтобы он женился?
Она покачала головой:
– Ничего. Он ничего не сделал.
Это никак не вписывалось в характер Роузмонта. Он производил впечатление гордого и властного человека, который потребовал бы удовлетворения в той или иной форме. Норт бросил взгляд на решительную линию рта Элизабет, на упрямый наклон ее подбородка. Необузданная. Граф должен был что-нибудь сделать. Если только…
– Ты не сказала ему, кто это был, – задумчиво произнес он, когда истина дошла до его сознания. – Несмотря на все давление, которое он обрушил на тебя, ты ничего ему не сказала.
– И не скажу, – заявила она с непоколебимым упрямством, повернувшись к нему лицом. – В том числе и тебе.
Норт обхватил ладонью ее щеку и погладил пальцем ее нижнюю губу.
– Представляю, как нелегко тебе пришлось.
– Не больше чем моей семье. – Она схватила его за запястья, удерживая движение его руки. – Не надо меня жалеть. У меня был выбор. Возможно, я поступила не слишком мудро, но я приняла решение и отвечаю за последствия.
Кивнув, он убрал руку.
– Неужели ты ни с кем не поделилась? Ни с Изабел? Ни с полковником?
– Нет! – в отчаянии замотала она головой, потом спокойно повторила: – Нет. Они рассказали бы отцу.
– Понятно.
Элизабет промолчала, защищая своего любовника, не задумываясь о том, достоин ли он подобной жертвы.
– Ты была влюблена?
– Да.
Норт, хотя и ожидал подобного ответа, не был готов к боли, которую этот ответ ему причинил. Набрав полную грудь воздуха, он очень медленно выдохнул и неожиданно для себя спросил:
– Он доставлял тебе такое же наслаждение, как я?
Из горла Элизабет вырвался сдавленный вскрик. Она отвернулась и снова уставилась на полог кровати. Попытка сморгнуть навернувшиеся слезы привела к тому, что они пролились из уголков ее глаз и скатились к вискам.
– Ты, наверное, думаешь, что у меня внутри установлен фонтан, – прошептала она прерывающимся голосом, с трудом выдавив из себя смешок.
Нортхэм никак не отреагировал на эту попытку отшутиться. Он теперь слишком зависел от Элизабет и заслуживал честного ответа, даже если это противоречило ее желаниям.
– Так что, дорогая? Тебе было с ним так же хорошо, как и со мной?
Она зажмурилась, сдерживая слезы.
– Нет, – еле слышно прошептала она. – Нет, не так. Невидимые тиски, сжимавшие сердце Нортхэма, разжались.
– Да, кажется, я тоже не чужд эгоизма, – облегченно выдохнул он. – Мне просто хотелось убедиться, что я занимаю в твоей жизни особое место.
Едва ли он сомневался в этом, просто ему этого было мало. Они оба знали, что он надеется занять самое большое место в ее сердце.
Элизабет повернулась к Норту и согрела его нежным сиянием глаз.
– Давай займемся любовью, согласен?
Норт улыбнулся. Она никогда еще не просила его об этом. Ему показалось, что ее голос слегка дрогнул на слове, которое он произносил так легко, а она избегала его употреблять. Он привлек ее к себе и осушил поцелуями ее слезы. Она задрожала в его объятиях. Он гладил ее волосы, ожидая, пока она успокоится, а потом занялся с ней любовью.
И проделал это очень хорошо.
Утром, когда Элизабет заканчивала завтрак, ей принесли письмо. Она воспользовалась ножом для масла, чтобы вскрыть знакомую печать барона.
– Это от Баттенберна, – сообщила она Изабел и Норту.
Она пробежала глазами написанное четким почерком послание, потом перечитала его снова, чтобы убедиться, что ничего не упустила. Закончив, она аккуратно сложила письмо и положила его себе на колени, накрыв ладонями, но не потому, что опасалась, будто оно упадет, а чтобы спрятать от всех свои задрожавшие руки.
– Он пишет из Лондона, – небрежно бросила она. – У Луизы случился сердечный приступ. Она показалась врачу, и он порекомендовал ей как следует отдохнуть. – Взгляд Элизабет остановился на муже. – Она просит меня приехать.
Нортхэм молча кивнул и постарался придать своему лицу бесстрастное выражение.
– Мы можем поехать в Лондон? – спросила Элизабет извиняющимся тоном. – Мне и самой обидно, Норт. Я так хотела увидеть Хэмптон-Кросс.
Он поднял руку, не дожидаясь, пока она упадет перед ним на колени.
– Конечно, нужно ехать. Ведь Луиза твоя подруга, разве не так?
Горло Элизабет перехватило, и она молча кивнула.
– Отлично. В таком случае мы едем.
Изабел подошла к Нортхэму и легко коснулась его локтя.
– Вы очень добры к Элизабет. Роузмонт поделился со мной таким же наблюдением. Конечно, мне не следует говорить за него, но я хочу, чтобы вы это знали.
Поскольку Изабел действовала из самых добрых побуждений, Норт не стал охлаждать ее благой порыв. Но если бы Роузмонт присутствовал за столом – вместо того чтобы посещать арендаторов за два часа до отъезда дочери, – Норт не удержался бы от замечания, что Элизабет заслуживает большего. Так что, возможно, даже к лучшему, что его светлость отсутствует. Вряд ли это замечание было бы встречено благосклонно.
Нортхэм добавил сливки в свой кофе и размешал их.
– Баттенберн не сообщил, почему он написал сюда?
– Он также послал письмо в Хэмптон-Кросс на тот случай, если мы уже уехали.
– Понятно. – Он поднес чашку к губам и сделал глоток. – Барон любит подстраховаться.
Элизабет нахмурилась, не уверенная, что правильно его Поняла.
– Полагаю, он делает все, что в его силах, для блага Луизы. Мое присутствие успокоит ее.
– И его.
– Конечно.
Подозрения Норта были слишком неопределенными, чтобы облечь их в слова.
– Нам не удастся добраться до Лондона раньше завтрашнего вечера. Лошади не в состоянии двигаться без отдыха, как бы нам этого ни хотелось.
Лондонский дом Нортхэма располагался на Меррифилд-сквер. Фасады домов, оттороженных от улицы массивными чугунными воротами, выходили на небольшой сквер в центре площади, где часто можно было видеть нянюшек, прогуливающихся со своими юными подопечными. Это была удобная резиденция, отличавшаяся от других лишь тем, что, по настоянию Нортхэма, наружные фонари были сделаны из меди, а не из чугуна.
– Из предосторожности, – объяснил он Элизабет, когда она сказала ему об этом. – Иначе может получиться так, что я окажусь в постели леди Морган, чей особняк справа от моего дома, или мистера Уитни, который расположен слева. Но это только когда я нахожусь в подпитии, как ты понимаешь. В остальных случаях у меня не возникает проблем с поиском собственной спальни.
– Ты меня утешил.
Опыт Элизабет улаживать проблемы леди Баттенберн сослужил ей хорошую службу, ибо обстоятельства складывались так, словно все сговорились удержать новобрачных в Лондоне как можно дольше.
Сначала предметом забот Элизабет были проблемы с сердцем Луизы. Норт как-то заметил, что желания леди Баттенберн существенно превышают ее нужды, однако не стал настаивать, чтобы
