дома и поискать подходящее потайное местечко, где можно было бы начать строительство лодки. Возможно, к тому времени синьорина объявится живой и невредимой.
Лелея эту надежду, Авриль стала обходить груды подарков, навязанных ей горожанами, потом уселась на пол возле стопки пыльных книг. Чтобы рассеять мрак в комнате, она зажгла еще одну свечу и снова склонилась над текстом, который изучала с полудня.
Среди содержимого ларей и сундуков, коими было забито жилище Хока, она, к своему удивлению, обнаружила десятки старинных фолиантов. Скандинавские руны были для нее не более чем сложным, запутанным орнаментом, но некоторые пожелтевшие и потрескавшиеся страницы содержали рисунки — звездного неба, деревьев, скалистого берега Асгарда. Если ей удастся найти смысл в этих книгах и прочесть описания здешних мест или что-то похожее на карту, устроить побег станет легче.
Под монотонный звук дождя, колотящего по деревянным балкам крыши, она все листала и листала страницы, стараясь убедить себя, что не должна испытывать угрызений совести оттого, что самовольно рылась в вещах Хока.
В явно личных вещах. И порой совершенно неожиданных.
Те, что были выставлены на всеобщее обозрение в его доме — или ванингсхусс, или как там они еще называли свое жилье, — вполне соответствовали образу воина-викинга: от разного рода оружия и охотничьих трофеев, развешанных по стенам, до испещренных рунами темных панелей, которыми были обшиты стены, и массивной кровати со столбиками по углам, увенчанными устрашающими драконьими головками.
Но в ларях Авриль обнаружила предметы, которые могли многое рассказать о другой, отнюдь не воинственной стороне характера этого человека: лоскут тончайшего дамасского шелка, в который был бережно завернут гребень из слоновой кости; пара костяных коньков; настольные игры; деревянная статуэтка, вероятно, какого-то христианского святого — краски на ней от времени потускнели и стерлись; небольшой бархатный мешочек с морскими раковинами.
Но самое неожиданное — огромное количество книг. Тексты греческих философов — современников Аристотеля, кропотливо переписанные и прокомментированные, видимо, каким-нибудь давно умершим монахом. Книги об охоте и астрономии на латинском языке. Занимательное переложение «Артуровских легенд» на французском.
Если судить по содержимому ларей, Хок имел склонность к мирным, даже научным занятиям.
Почему-то от этой мысли комок подступил к горлу. Она тяжело сглотнула и постаралась прогнать чувство тревоги. Переворачивая страницу за страницей, Авриль думала лишь о том, как поскорее вернуться к Жизели.
Вдруг что-то большое и мягкое ткнулось ей в спину, прервав ее размышления, — она чуть не упала лицом вниз.
— О Боже, опять! — жалобно сказала она. оглядываясь. — Ты что, хочешь, чтобы я выгнала тебя под дождь?
Олененок издал какой-то звук в ответ — нечто среднее между криком дикого гуся и блеянием овцы.
— О, ради всех святых!.. — Сраженная отчаянным взглядом огромных влажных карих глаз, Авриль нехотя сдалась и почесала животное за ухом. — Знаешь ли ты, что тебе вообще не полагается здесь быть?
Нескладный новорожденный олененок счастливо засопел. Пушистое серенькое существо о четырех ножках было слишком маленьким, чтобы обходиться без матери, поэтому-то оно и оказалось на попечении Авриль.
После ее вчерашнего появления в селении нескончаемый поток горожан тянулся к дому с приветствиями и подношениями. Все столы и лари в ванингсхусе Хока ломились под тяжестью всевозможных яств и мехов, одеял и корзин, одежды, посуды и всевозможных прочих даров.
А утром, несмотря на дождь появилась девочка лет десяти. Она несла на руках детеныша оленя с поникшим от воды красным бантом на шее. Девочку сопровождал старший брат, мальчик лет шестнадцати, говоривший по-французски достаточно, чтобы объяснить смысл подарка. Как поняла Авриль, олененок родился болезненно-маленьким, мать отказалась от него, и отец девочки собирался избавиться от несчастного животного. Но если Авриль примет малыша в качестве дара, девочка обещает постоянно навещать его и заботиться о нем. Она даже дала ему имя: Флойел, что означает «бархатный», доложил мальчик.
При виде полных надежды заплаканных глаз девчушки Авриль не нашла в себе сил отказать. А когда ребенок прильнул к ней в порыве благодарности и счастья, она почувствовала, как сердце ее раскрылось навстречу этому порыву.
Святая Дева Мария, как бы она хотела вот так же заключить в объятия Жизель!
Сморгнув навернувшуюся слезу, Авриль протянула руку и погладила бархатистый носик Флойела.
— Не привыкай к тому, что я буду о тебе заботиться, — посоветовала она ему дрожащим голосом. — Я здесь ненадолго. Я нужна моей маленькой дочке, и никакой океан, никакой воин-викинг и никакой беспомощный олененок не удержат меня здесь.
Прежде чем проковылять обратно в свой угол, Флойел захватил губами и пожевал широкий рукав темно-красного платья Авриль — еще один прелестный дар. С помощью соломы, принесенной из стойла Илдфаста, и нескольких подаренных одеял Авриль устроила малышу лежбище возле очага.
— Хоку, разумеется, не понравится твое присутствие в доме, — сказала она, возвращаясь к книге. — Именно поэтому я и позволила тебе здесь остаться, — добавила она со злорадной усмешкой. — Представляю себе, какой бедлам ты здесь устроишь. когда подрастешь и обзаведешься рогами. Интересно, скоро ли это произойдет?
Следующий час она провела, корпя над норманнской книгой, но в конце концов вынуждена была признать, что это совершенно бесполезно, хотя рисунки в ней были прелестные. Похоже, иные викинги не столь воинственны, сколь поэтичны в душе. Кто бы ни сотворил давным-давно эти фолианты, этот человек был наделен художественным чутьем и искусно владел пером. Кроме пейзажей острова, здесь имелись зарисовки европейских городов, замков и соборов, развалин римских акведуков, парусных кораблей, заснеженных горных склонов.
Один рисунок особенно поразил ее: смеющаяся молодая красавица с развевающимися на ветру черными волосами.
Авриль закрыла книгу очень осторожно, так как отдельные страницы были такими хрупкими от старости, что крошились при малейшем прикосновении.
Поднявшись на ноги, она сложила книги обратно в лари, где они лежали прежде. Оставалось надеяться, что Жозетт и остальным больше повезло в изысканиях, касающихся местоположения острова. Они договорились обменяться добытыми знаниями на следующий день вечером: горожане намеревались устроить грандиозное празднество в честь прибытия на Асгард новобрачных.
В дверь постучали. Авриль встревоженно обернулась. Кто еще, кроме ребенка с бездомным олененком, решился нанести ей визит в такой проливной дождь?
Кто бы это ни был, он постучал снова. Нетерпеливо. Требовательно.
— Святые угодники. — прошептала Авриль, направляясь к двери. — Разве еще не весь город познакомился со мной? — Она взглянула на мирно спящего в углу Флойела. Быть может, это малышке Марте не терпится снова поглядеть на своего крестника?
Авриль отодвинула щеколду, открыла дверь и, отступив назад, впустила в дом серый, пасмурный свет и холодный ветер с дождем.
А вместе с ними высокую, закутанную в плащ фигуру, определенно не принадлежавшую Марте.
Посетитель поспешно вошел внутрь. Тонкие руки высунулись из-под плаща и скинули с головы капюшон. Перед Авриль предстала женщина с благородным лицом, обрамленным золотисто-каштановыми кудрями. Женщина двигалась так грациозно и так царственно, что Авриль впору было пасть ниц перед ней.
Может быть, это жена одного из старейшин или богатого купца, явившаяся, чтобы преподнести Авриль очередной дар?
— Пожалуйста, больше никаких подарков! — взмолилась Авриль, указывая на заваленные подношениями столы. — Их и так уже слишком много. Больше ничего не нужно.
— Ах, какая милая манера встречать гостей! — ответила женщина на беглом французском языке,
