Авриль напряглась, вспомнив замечание Жозетт о ранних днях ее брака с Жераром, о том, что она лишь постепенно полюбила его, почти не заметив, как это произошло.
Вздрогнув, Авриль резко отодвинулась от Хока, пытаясь одновременно освободиться и от его рук, и от одеяла. Хок что-то пробормотал во сне и еще крепче прижал ее к себе. У Авриль вырвался страдальческий всхлип, и Хок открыл глаза.
Авриль затаила дыхание, к ужасу своему осознав, что попытка освободиться из объятий Хока привела лишь к тому, что теперь она лежала обнаженной по пояс. Ее груди распластались. прижатые к его груди, — мягкое против стального, бледность слоновой кости против бронзы загара.
Моргнув, Хок быстро пришел в себя, в неверном сероватом утреннем свете его глаза казались неправдоподобно голубыми.
— Все хорошо? — Голос его звучал спокойно, низко. Чуть сипловато со сна.
— Да, у меня уже ничего не болит.
Она ясно давала ему понять, что имеет в виду лишь физическую боль и не хочет вспоминать о другой, гораздо более глубокой, от которой рыдала у него на груди прошлой ночью.
Наоборот, она старалась говорить предельно спокойно, будто случившееся не произвело на нее никакого впечатления:
— Теперь ты можешь, отпустить меня.
Он ничего не ответил, лишь обвел своим небесно-голубым взором ее волосы и лицо.
Сердце у Авриль бешено заколотилось. Она уже видела этот взгляд.
— Хок…
— Ней, — медленно и спокойно произнес он. — Я не могу. — Его рука скользнула вверх по ее спине, и он теснее прижал к себе Авриль. — Я не отпущу тебя. — Его губы нежно коснулись ее виска. Авриль задохнулась:
— Хок, прошу тебя… — Вместо того чтобы сказать это холодно и решительно, как намеревалась, она залепетала прерывающимся голосом. Горячо.
— Ней, милая моя жена. — Его голос, напротив, звучал твердо. Свободной рукой он зарылся в ее густые волосы и стал медленно запрокидывать ей голову, пока его губы не встретились с ее губами. — Я не отпущу тебя. Во всяком случае, до тех пор, пока не покажу, как истинному асгардскому мужу подобает желать своей жене доброго утра.
— Но ты не…
Он прервал ее протест горячим поцелуем — сначала слились их губы, потом его язык жадно проник ей в рот. Она вдохнула острый, крепкий мужской запах. Даже пытаясь освободиться, отталкивая от себя Хока, дрожа всем телом, Авриль понимала, что дрожь эта не имеет ничего общего со страхом или нежеланием.
И он тоже, кажется, понимал это. Когда он наконец оторвал свои губы от ее рта, почувствовала, как напряглось и затвердело его прижавшееся к ней тело.
— Ты… — она смогла произнести лишь одно это короткое слово — он снова поцеловал ее, на этот раз легко, нежно, дразняще, — не… — град искушающих поцелуев снова не дал договорить, у Авриль закружилась голова, — мой м-м-м… — Муж.
Авриль не смогла возразить, ибо то, что она увидела в его взгляде, лишило ее дара речи. И дыхания.
В его глазах были та же нежность и то же желание, какие испытывала она сама, та же любовь и жажда. И страсть, о которой его светло-голубые глаза потемнели и стали похожи на небо, опаленное самыми жаркими солнечными лучами.
Это был тот самый взгляд, который она видела в своих снах.
Авриль разомкнула губы, не в силах произнести ни звука.
— Авриль… — Все еще лежа на боку и обнимая ее одной рукой, Хок пальцами другой нежно провел по щеке жены. — Нет ничего позорного в том, что ты желаешь того же, чего… желаю я. И нет никакой необходимости страдать от одиночества, если мы можем… — он потянулся к ней губами, однако не поцеловал, лишь приблизил губы к ее лицу так, что она ощутила кожей его дыхание, и закончил: — …быть вместе.
Он ждал ответа. Авриль содрогнулась и закрыла глаза, в его интонации было что-то новое, чего она не слышала прежде. Просьба. Страстная мольба. Он не требовал, он умолял ее быть с ним.
— Вместе, — прошептала она, вложив в это слово все свое томление.
Она услышала хриплый стон, который мог принадлежать и ей, и ему, и им обоим. Хок поцеловал ее, перевернулся на спину, поднял и положил, все еще укутанную в одеяло, на себя — их обоих накрыла лавина ее длинных густых волос. Хок взял лицо Авриль в и широкие ладони и, держа неподвижно, касался губами каждой точки. Он делал это так нежно, так медленно, так возбуждаю, словно собирался пробовать ее на вкус все утро.
Кожей ощущая прикосновение поросшего щетиной подбородка, Авриль трепетала. Она таяла от этих ласк, сердце ее выскакивало из груди, от каждого прикосновения его губ внутри вспыхивал костер пьянящих чувств.
Господь милосердный, ей следовало бы испугаться нестерпимого жара его тела, который она ощущала обнаженной грудью, мощи его восставшей плоти, которую не могло скрыть одеяло, все еще обернутое вокруг ее бедер. Одеяло и его штаны являли собой лишь слабую преграду между ними, устранить ее уже не составляло труда.
Но Авриль не чувствовала страха. Она разомкнула губы навстречу поцелую и со страстной готовностью приняла его бархатистый, искушающий, дразнящий язык. Она не оттолкнула Хока, когда он стал гладить ее по спине, скользя руками вверх и вниз, сжимая все крепче и крепче, хотя знала, что не должна была допускать этого. По многим причинам.
Но ею овладело такое горячее ощущение жизни, какого она не испытывала уже много лет. Этот сводящий с ума суровый и нежный норманн разбередил ей душу. Он снова вдохнул в нее жизнь. Авриль сама не поняла, что означал вырвавшийся из ее груди негромкий, стесненный звук, но точно знала, что не хочет, чтобы испытываемое ею ощущение кончалось.
Прикосновение его рук, блуждавших по ее телу, становилось все сильнее и энергичнее, все эротичнее, и огненные стрелы пронизывали Авриль насквозь.
Хок провел тыльной стороной пальцев по ее груди, cбoку едва касаясь, и у Авриль перехватило дыхание. Потом его сильные руки приподняли ее, она без тени смущения прогнула спину грудью нависая над ним так, чтобы он мог прильнуть губами к соскам.
Сначала он лишь нежно пригубил их, потом обвел языком затвердевшие бутоны. А вслед за этим внезапно обхватил открытым ртом мягкую полноту груди, утопив ее во влажной бездне.
Авриль вскрикнула от изысканного наслаждения, словно эту чувствительную, интимную часть тела накрыли горячим шелком. Хок омывал тяжелую жемчужину языком, слегка прикусывал, прижимая к зубам, смаковал, и Авриль, задыхаясь, невольно вцепилась пальцами в матрас. Хок все сильнее разжигал пламя, уже и так полыхавшее в ней. Авриль дрожала от невыразимого возбуждения.
Его мощное, упругое тело тоже вздрагивало под ней. Дыхание стало прерывистым. Но он не искал наслаждения для себя — только для нее. Губы, ласкавшие ее соски, пальцы, скользившие по ее телу, колючий подбородок, тершийся о ее щеку, исторгали из ее груди страстные стоны.
Когда она попыталась отодвинуться, он обнял ее рукой, крепко прижал к себе и продолжал свою искушающую игру до тех пор, пока ее напрягшиеся влажные соски не начали пульсировать так же трепетно-возбужденно, как и сокровенная плоть между бедер.
И тогда Хок прикоснулся к ней — просунул руку между ее и своим телом и нащупал набухшую сердцевину ее женского естества. Белые языки пламени полыхали перед глазами Авриль при каждом нежном прикосновении его пальцев, кончика его языка.
Она содрогалась и корчилась в его объятиях, вцепившись побелевшими пальцами в простыни, все ее тело сводила судорога томительно сладкой истомы. Хок прихватил губами сосок и, втянув в рот, стал быстро и мощно сосать. Ошеломляющий, пронзительный восторг охватил Авриль. Хок медленно расслабил и языком прижал сосок к зубам.
Авриль задыхалась, ее тело неистово льнуло к нему в жажде новых восхитительных ощущений.
